Инга Максимовская - Если б не было тебя

ЕЕ нет. И я вдруг начинаю понимать, как остро мне не хватает этой привычной женщины. Ее теплых рук, ее испуганного голоса. Лерки нет, словно и не было никогда. И я молчу о ней все оставшиеся дни, пока меня не выписывают из больницы. Молчу из страха, что меня упекут в дурдом, потому что о моей жене никто в этом мире не помнит. Ни друзья, которых у меня оказывается, осталось не так уж много. Ни родители, квохчущие вокруг как наседки. Никто. Я не смогу искать мою Леру, если окажусь в психушке. Это пугает до одури.

И этот перевернутый мир оказывается страшно бесцветным.

На улице зима. Стою на крыльце больницы, в ожидании такси, которое вызвала мама. Отец напряженно смотрит за каждым моим движением, словно боясь пропустить хоть одно из них, нервно курит в кулак.

– Купите цветочки, – голос раздается совсем рядом. Старческий, дребезжащий. Поворачиваю голову к его источнику. Маленькая старушка с корзинкой в руках появляется из легких снежных завихрений, словно сказочная «Госпожа метелица», отец не обращает на нее никакого внимания, словно не видит. Да что же это такое. Осматриваюсь вокруг и вижу, как сквозь снежный иней на ветках растущих вблизи деревьев пробиваются тонкие зеленые листочки. Морок. Дрожащая, яркая зелень, на фоне белого безумия.

– Вашей девушке понравятся.

– У меня нет девушки, хриплю я, глядя на маленький букетик в руке торговки. Маргаритки. Их не бывает зимой, ни разу не видел. Леркины любимые цветы в старческой сморщенной руке. Тонкие стебли перевиты ленточкой цвета неба.

– Жене купите. Она у вас красавица, наверное.

– Сын, такси пришло. Поехали, – громкий голос отца звучит как выстрел. – Задубел поди. Вон дрожишь весь. Пойдем.

Он подхватывает баулы, накопившиеся за время моего пребывания в больнице и устремляется вниз по лестнице. И я бреду за ним, подчиняясь приказу.

– Вы обронили, – кричит мне вслед торговка, заставив обернуться. Розовая тетрадка, разрисованная райскими птицами. Я узнаю руку Леры в этих рисунках, хватаюсь за книжицу, как за последнюю соломинку, удерживающую меня в этом мире. Готов поклясться, что у меня не было ничего в карманах. Уж тетрадь бы я точно заметил.

– Жень, ну давай уже. Холодно, – подталкивает меня мама к приоткрытой дверце такси. – Тебе простывать нельзя сейчас.

Тепло. Мать треплется о чем-то с водителем, как и всегда. Сокрушается тем, что работы у дядьки наверное мало сейчас, и как трудно стало жить, и в мире неспокойно. Отец дремлет, уронив голову на грудь. Он может спать всегда и везде. Ему не мешает шум и неудобство.

Я дрожащими пальцами откидываю пеструю обложку и кажется падаю в пропасть.

13 мая 2013 год

Я наконец – то свободна. И это осознание обрушивается на меня, словно ушат ледяной воды. Наверное впервые за все прожитые мною двадцать лет, я чувствую себя счастливой. Я не знаю, что будет завтра. Да мне это и не интересно. Слушаю хвалебные речи, которые произносят незнакомые мне люди, в честь отца. Моего отца – чудесного семьянина, рубахи парня, прекрасного руководителя и прочее бла-бла-бла. Они не знали его. Даже не могли предположить, что за монстр живет с ними рядом, прячась под личиной человека, готового всегда прийти на помощь к любому…. Кроме своих запуганных родных. Они не видели маленькой комнатки в подвале. Смотрю на тело, лежащее в гробу, и не могу выдавить даже слезинки. Глупая улыбка блуждает на губах, как последний привет ужасу, пережитому мной и мамой. Защитная реакция, на годы боли и унижений. Мама не выдержала. Сбежала от меня два года назад в страну вечного покоя. А у меня не хватило сил. Я слишком люблю эту чертову жизнь.

Я свободна. И плевать мне на осуждающие взгляды чужих, незнакомых мне людей. Больше не будет боли, страха и отчаяния.

Через час я сяду в электричку и убегу из этого душного городишки куда глядят глаза. Навстречу новой жизни. Где буду наконец счастлива. Нащупываю пальцами в кармане заранее купленные билеты и пачку денег.

– Наследство все ей достанется. Богатая невеста, – шепчет кто-то за моей спиной. Черт, это же они обо мне. Да, я богатая. Папа скопил приличную мошну, видимо на честности заработав состояние. Снова ухмыляюсь. Самое главное его больше нет. Подхожу к гробу. Чтобы убедиться в этом. Умираю от страха. Все боюсь, что он откроет глаза, схватит меня за руку и рассмеется. Такие шутки в его стиле. Даже число выбрано для похорон, словно в насмешку над самим дьяволом. Тринадцатого мая тринадцатого года.

Нет, он не играет сейчас. Не похож на себя. Словно сдулся. Обычный обрюзгший старик, нет в нем ничего страшного. Сейчас нет. Я оседаю на землю, больше не сдерживая душащий меня хохот.

– Уведите. Истерика. Воды, – слышатся вокруг бесплотные голоса. Они думают, что я скорблю. Нет, я зализываю раны, нанесенные мне моим отцом. Монстром, подарившим мне жизнь.

У моей свободы запах пыли, вонючих вокзальных чебуреков и выхлопных газов. Моя новая жизнь звучит перестуком вагонных колес, плачем чужого ребенка и песней «Uma2rman» в наушниках.

– Эй, красавица. Дай погадаю. Всю правду расскажу. Ничего не возьму, – грязная цыганка возникает передо мной из ниоткуда, хватает меня за руку заскорузлыми пальцами. И мне не противно. Простое прикосновение, такое человеческое. – Счастье свое сегодня встретишь. Судьбу.

– Я – знаю. – улыбаясь, шепчу я протягивая ей тысячную купюру.

Она не разрешала мне спрашивать о ее жизни. Словно закрывалась на сто замков, когда я пытался узнать что было с ней до меня. Кривила губы в ухмылке и уходила в свои картины. Моя Лера. Ее словно не было в этой жизни до двадцати лет. Единственное воспоминание – бабушка и рогалики. Лерка с упорством маньяка пекла их по воскресениям – маленькие слоеные завитушки с изюмом, густо посыпанные сахаром. А я и не стремился узнать, что же такого страшного было в жизни моей женщины. Глупец.

– Жень, идем есть, – зовет меня мама, заставив отложить в строну тетрадь. Она появляется в дверях, проверить слышал ли я зов. Улыбается, расслабляется видя, как я поднимаюсь из кресла. – Мой руки и к столу. Папа ждет. И Лилька почти приехала.

– Как Лилька? – задыхаюсь. Это же невозможно. Лилька, моя сестра-погодка. Она же погибла два года назад. Разбилась на своем байке. – Мам, Лильки же нет больше. Ты что?