Инга Максимовская - Если б не было тебя

– Господи, какие страшные фантазии, – выдыхает мама, хватаясь за грудь. – Женечка, ты таблетки пил сегодня? Лиля жива и здорова. Через пятнадцать минут будет. Жень, отец скорее сюда, – кричит мама, не в силах до меня достучаться.

Я не слышу ее. Смотрю на стол, где всего минуту назад оставил дневник моей жены. Тетради там нет.

– Мама, где тетрадь? – помертвев спрашиваю я, едва ворочая губами.

– Какая, милый? – в глазах матери страх. Неприкрытый, животный ужас. Черт, неужели она меня боится? Они не знают чего можно ожидать от ненормального сына. Я и вправду видимо схожу с ума.

– Где тетрадь? – уже ору я, вцепившись в тоненькие мамины предплечья, сведенными судорогой пальцами. – Расписанная птицами тетрадь, мама. Куда она делась?

– Я не брала, не брала. – всхлипывает в моих руках женщина, произведшая меня на свет. – Я же не была даже возле стола. Женечка, милый…

– Отпусти мать, сын.

Отец все же пришел. Нет, скорее прибежал, судя по тому, как ходит ходуном его грудь. Как у старого коня, которого взнуздали для нетрудной, но для него уже непосильной работы. Он постарел. Господи, как много я упустил. Что я творил все эти годы, если не видел ничего вокруг себя? Кем я был?

– Простите, – шепчу, разжимая руки. Опускаюсь на пол, обхватывая свою бритую голову ладонями, пальцами чувствую шов на затылке. Так и сижу, раскачиваясь из стороны в сторону, как болванчик, пока по квартире вихрем не проносится птичья трель дверного звонка. Он до сих пор тот же самый, что и был в моем детстве, висящий над входом маленький птичий домик, светящийся одиноким окошком, когда кто-то жмёт снаружи кнопку. Лилька всегда специально долго-долго давила на пимпочку, чтобы я мог попытаться увидеть разливающуюся пением птичку, спрятавшуюся в недрах волшебного скворечника.

Я поднимаю глаза на родителей, не знающих, что делать. Боятся выпускать меня из вида, даже не спешат впускать гостью, ждущую в коридоре. А ведь там моя сестра. Лилька. Ее я тоже даже не проводил в последний путь. Был занят, не помню даже чем. Блин, почему я вспоминаю, чего не было? Но эти чувства, рвут мне грудь.

– Все в порядке, – шепчу, и понимаю, что мне не верят. Только мне все равно. Я смотрю на тетрадь, лежащую на столе. Расписанную райскими птицами, тонкую книжицу. Она призрачно мерцает в свете настольной лампы, или это просто обман зрения? После черепно-мозговых травм, зрительные иллюзии не редки, так сказал доктор. – Все хорошо, правда. Мам прости. Прости меня, пожалуйста.

Я хочу чтобы они быстрее ушли. Оставили меня наедине с чужими воспоминаниями. Разрываюсь между желанием обнять сестру, и прочесть хотя бы несколько строк. Я недолго. Всего минуту, и снова стану сыном и братом. Буду сидеть в кухне, есть голубцы и притворяться нормальным. Ведь именно этого от меня все ждут.

13.05.2013. 20:00

Еще не лето. Обычный пахнущий свежей зеленью май, гремящий далекой грозой, мерцающий всполохами в прозрачно-сиреневом небе. Всего лишь май. Бабушка говорила, что в мае все мается. Я больше не буду, обещаю себе и всему миру. И эти скрипучие качели в ухоженном парке звучат как музыка, словно напевают при каждом движении. Поют о возможностях открывающихся передо мной. И даже противное мороженое, купленное в порыве нервного сумасшествия, не кажется такой уж гадостью. Я не люблю это холодное лакомство, ненавижу. Хотя раньше, когда-то давно, мечтала наесться его от пуза. А потом…

Не хочу. Не вспоминать. Не думать. Я жду счастья, обещанного мне вокзальной гадалкой.

Он идет по парковой аллее и громко смеется, над шуткой своего друга. И я уже знаю – это моя судьба. Есть категория мужчин, на которых едва взглянув, понимаешь – он лучшее, что мог произвести создатель. Таким парням нужно ехидно улыбаться с обложек модных журналов. Цинично, с презрительным прищуром смотреть на расцветающую природу и на глупую дуру, болтающую в воздухе ногами, раскачивая старые качели. А он просто смеется, и похоже уже надо мной. Потому что взгляд синих глаз уперся мне куда-то в лоб, как прицел наемного убийцы в лоб своей жертвы. И сейчас в этом месте появится маленькая дырочка, как у моего…

– Не думать. Не вспоминать. Быть счастливой – напоминаю я себе, как мантру. – Я ведь могу, правда? Богатая невеста…

Улыбаюсь своим мыслям, посылая мистеру совершенство волну своего веселого безумия. Это он. Он. Я знаю.

– Девушка, вашей маме зять не нужен?

Господи, какая банальность. Если он думает меня покорить этой глупой шуткой, то… У него получилось.

– У меня нет мамы, и папы нет, – отвечаю я совершенно спокойно, наблюдая, как дергается покрытая аккуратной щетиной щека. Ты не попал в точку, милый.

– Прости, – хрипит «мой», наблюдая, как липкий шарик мороженного, выпавший из рожка, пикирует в изумрудную, еще не успевшую набрать соков, траву.

– Я куплю тебе новое мороженое. – Не надо. Я его не люблю, – тихо отвечаю я, рассматривая центр моей вселенной. И он забыл о друге, мнущемся где-то за его спиной.

– А я знаю, что будет дальше, – в его голосе нет и капли сомнения.

– И что же?

– Я провожу тебя домой, – шепчет красавец, прожигая меня взглядом, словно пытаясь заглянуть в душу. – И останусь, ты слышишь?

Я представляю, как он втискивается в маленькую, похожую на пенал квартирку, снятую мною у какого-то вокзального ловкача, поймавшего меня за локоть, прямо на перроне и едва сдерживаю смех.

– Давай начнем просто с проводов. Я даже не знаю твоего имени.

– Женя. Евгений. Тьфу ты черт, – заикается он, и мне хорошо. Так хорошо сейчас.

– Лера, представляюсь я. И все так легко. Мы до темноты бродим по улицам незнакомого мне города. Женька жутко шутит, заваливая меня таким бородатыми каламбурами, что аж зубы сводит. Но мне смешно и спокойно. Мне прекрасно. Его губы на моих, сладкие от пончиков, купленных нами в какой-то маленькой кондитерской. Его руки, придерживающие мой затылок. Безумная пара. Бездумная страсть, накрывающая с головой, как дрожащие пятна света, отбрасываемые рекламами горящими неоном на магазинах. И мне жалко расставаться, даже на минуту, с тем, кого мне предназначила судьба.

Он записывает мой номер на клочке салфетки, как наверное делал миллионы раз с кучей западающих на него девиц. От обиды по телу бегут мурашки. Но что поделать, это его жизнь, в которой еще не было меня. И это надо принять.

– Ты здесь живешь? – спрашивает Женька, рассматривая прекрасный старинный дом, возле которого я замираю.

– Да, – лгу я. Не показывать же ему покосившийся барак, где я сейчас обитаю. Это временно. Теперь я точно знаю – все будет хорошо. Я знаю. И его прощальный поцелуй меня разбивает на молекулы. А потом он уходит, убедившись, что я зашла в темный, пахнущий стариной подъезд. На моё счастье домофона в нем нет. Мне чертовски везет. Выжидаю, пока он уйдет. И сползаю по каменной стене на грязный пол, сотрясаясь в рыданиях.