Лёля Фольшина - Я к Вам пишу…

Пришлите мне веточку черемухи, я на нее смотреть буду и Вас вспоминать, и Москву нашу, а я Вам тоже каких цветов засушу и в письмо вложу. Наших, местных.

Хозяйка моя, Марья Гавриловна, огород сажала намедни, вот я душу потешил. И грядки ей вскопал, и семена сеял, и оградку починил, чтобы коза в огород не ходила, а то она у нас шустрая, глаз да глаз нужен. Я, знаете, козьего молока никогда не любил, а здесь пристрастился, оно когда теплое – очень вкусное. Марья Гавриловна и козу доить меня научила, и я не стесняюсь этого – хоть какое дело.

С отцом Петром недавно говорили, он послал архиерею местному прошение. Коль Владыка позволит, я батюшке в школе помогать буду, а то он один со всем не справляется, а так – и ему помощь, и мне радость. Хоть я и так с ребятами занимаюсь. Историю им рассказываю, географию, слушают. А я смотрю в детские глаза, и так хорошо на душе становится – нравится мне их тяга к знаниям. Человек грамотный, знающий будет книжки читать на досуге, а не водку пить, хотя тут ее и так почти не пьют – староверов много, да и просто дедов молодежь слушает. Не пьют у нас и табак мало кто курит. Из местных, так совсем никто, из тех, кто давно тут живет.

А с ребятишками я в ночное хожу, там и рассказываю им свои истории. У костра хорошо ночью сидеть, легко себя чувствуешь, вольготно. И на душе спокойнее становится. Огонь, он к мыслям располагает и душу умиротворяет. Иногда вот искорка выскочит и осветит что-то, и вдруг вспомнится давно забытое, и так хорошо-тепло становится. Не знаю, понимаете ли Вы меня, хотя, думаю, понимаете, кажется мне, хоть и странно это, что Вы меня иногда лучше меня самого чувствуете. Только я о чем взгрустну-задумаюсь, как письмо Ваше придет, а в нем – словно ответ на мои мысли или вопросы, коих я и не задавал вовсе. У Вас такого не бывает, Варвара Павловна? Я не о себе сейчас, а вообще по жизни. Что вот вроде ты человека ни о чем не спросил, а он тебе ответил, словно вопрос кто другой ему задал – Бог или Ангел.

Пасха у нас прошла радостно. Красиво пели – архиерейский хор приезжал. Ангел вопияше 4 4 Ангел вопияше – Пасхальное песнопение, припев на девятой песне Пасхального канона. ( перевод: Ангел воскликнул благодатной (Божией Матери): чистая Дева, радуйся! И опять говорю: радуйся! Твой Сын воскрес из гроба на третий день после смерти и воскресил мертвых: люди, веселитесь! ) – тенор сказочно так выводил. А в Великую субботу Разбойника 5 5 Разбойника благоразумного – песнопение о разбойнике, распятом вместе с Христом. Этот разбойник признал свою вину, и Господь взял его в рай. Поется в Великую субботу – последний день перед Пасхой. как запели, я аж расплакался. Никогда со мной такого не было, не умею я молиться, а тут словно разбойником тем себя почувствовал, зато и Пасха радостная была. Плотию уснув 6 6 Плотию уснув – светилен или экзапостиларий Пасхи. Поется после девятой песни канона. ( Перевод. Плотию уснув, как смертный, Ты, Царь и Господь, в третий день воскрес, Адама воздвигнув из тления и упразднив смерть. Пасха нетления, мира спасение! ) у нас тоже красиво поют, без выкрутасов разных, но красиво. А знаете, Варвара Павловна, такой язык церковный, он только у нас есть, у германцев, к примеру, на каком языке говорят, на том и в церкви служат. Я как-то слышал и сначала понять не мог – какое мясо, и почему оно спит, и только потом до меня дошло, что это у них так екзапостиларий 7 7 экзапостиларий или светилен – песнопение, в котором кратко объясняется смысл праздника. В немецком языке Плотию уснув, равно как и мясо спит, звучит одинаково – Fleisch schläft пасхальный поется. Представляете? И смех, и грех.

На Троицу я с мужиками тоже в лес ходил, березки рубили, храм украшать, а как травой душистой да цветами полы устелили, такой дух в церкви стоял необыкновенный, словно и вправду на Троицу земля-именинница.

Вот сейчас отпишу я Вам письмецо и поеду с соседом нашим Михайлой на рыбалку. Пост-то кончился, но в среду и пяток тут тоже только рыбу едят и то не всегда, ровно как по уставу положено. Я дома-то и не задумывался никогда, разве Великим постом и говел, и то почитай – пару недель. А здесь все как по уставу – посты и праздники. И я привык, и нравится оно мне, хоть это может и странным показаться.

Наверное, буду я прощаться с Вами, милый друг Варвара Павловна. Пишите, жду от Вас весточки, хоть и понимаю, что письмо мое вряд ли Вас в городе застанет, но вдруг поедет кто в имение, привезет, а то до Пимена больно долго ждать еще.

Ох. Написал вот и самому неловко, что обременяю, но Вы уж простите меня, одна радость тут – письма Ваши.

До свидания, Варвара Павловна, кланяюсь Вам низко и жду весточки. Хоть коротенько черкните про Ваше житье-бытье, мне и несколько слов прочесть отрадно будет.

Роман Чернышев .

…августа 1812 года

Странная штука – жизнь. Вот, казалось бы, зачем я вообще пошел в армию? Хотел ли я этого сам – не знаю. Так судьба распорядилась, Бог сулил? Тоже не ведомо мне сие. Как-то все по накатанной вышло. Кадетский корпус, юнкерское училище, сборы, словно это всегда было мое. Трудно, тяжело, а мое, родное. Только вот почему иногда кажется, что чужое это предназначение? Что не то мне на роду написано было? Просыпаюсь ночами в холодном поту и лежу, смотрю в потолок, все спят, а я не сплю – смотрю и думаю. О смысле жизни. О самой жизни вообще. О смерти. Я о ней часто думаю. О том, что там – за чертой. И есть там что-то…

Нет, я верующий, не верил бы, давно, наверное, застрелился, как намедни прапорщик Истрин. Напился и пустил себе пулю в лоб. Записку оставил – боюсь умереть в бою. Скандал. А еще офицер и дворянин. Я верю и молюсь, но все равно страшно.

Вот пишу сейчас дневник, а кто-то словно липкой лапой за сердце схватил и не отпускает, и дышать тяжело. Господи, верую, помоги моему неверию…

…сентября 1807 года

Вернулись из лагерей. Первым делом наведался к Зиночке. А они съехали. Досада какая. Дом стоит пустой, ставни закрыты, дворник ничего не знает. Даже за пятиалтынный не сказал.

То-то я гляжу, она на письма мои отвечать перестала. Знать, не доходили они до нее, раз уехала. Может, маменьку спросить, чтобы она узнала, куда Бельские подевались? Да только неловко как-то – о таком – с маменькой.

Да и глупости все это, правильно наш ротный сказал – женщины все – хаханьки и вздоры. Но я ведь был так влюблен, неужели любовь столь быстротечна…

…января 1820 года

Наверное, надо подать прошение об отставке. Что-то я последнее время неважно себя чувствую. Нога болит, да и маменька будет рада, коль я с ней поживу в имении, а то все скоро совсем в негодность придет – хозяйский глаз там нужен, мужской. Немца-управляющего – взашей, сам разберусь.