Юрий Романов - Зелёный гамбит комбинатора

«Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.

Бориска – Царь себя велел повесить.

Царь висел, висел, висел и в помойку улетел.

А в помойке крыса родила Бориса.

А Борис кричит Ура!..

Меня крыса родила!»

Заметив, направляющегося в его сторону милиционера, решил вовремя ретироваться. Немного дальше, импровизированная молодая джаз-банда, не обращая внимания на хранителей порядка, бренча на двух гитарах во всю мощь своих молодых голосовых связок, исполняла какую-то песенку из серии «Вспомним детство золотое»:

«А у тети Мисси по колено си…

А что? Ничего – синий сарафанчик.

А у тети Нади, все соседи бля…

А что? Ничего – бляхами торгуют».

Вокруг них сразу образовался кружок. Третий участник прошёлся по кругу в присядку с мятой шляпой в вытянутой руке, собирая «гонорар», под соответствующее продолжение и народ не скупился:

«На горе казаки выставили сра …

А что? Ничего – сразу три нагана.

Вдруг из гардероба высунулись жо …

А что? Ничего – желтые ботинки.

А сосед с соседкой чем-то занимались…

А чем? Да ничем – чаем угощались!»

Собрав честно заработанные деньги, «артисты» по горячим следам направились в соседний вино-водочный магазин для воплощения мечты в реальность.

– Чёрти что? Когда беден лексикон, приходится выражаться последними словами, – мелькнуло в голове у Иванова-Бендера, – куда же за короткое время испарилась настоящая русская классика и нормальный народный язык? Порядки меняются, беспорядки остаются. Пока в этом плане перемены не в лучшую сторону.

Да, … сбываются мечты матершинника Беспалого «О выходе мата в народ», высказанные им ранее «Тайна Великого Комбинатора и зигзаги любви». Дерьмо уже начало переваливаться через край дозволенного. Что же следует в дальнейшем ожидать? Видимо скоро поплывёт оно по всем улочкам и закоулочкам, а там глядишь и на экран выльется. Как бы мы все в этом дерме не захлебнулись, – подвёл итог уличной импровизации Бендер, и повернув под арку первой высотки-книжки, вышел к Новому Арбату.

Здесь было поспокойнее. Некоторые прохожие за определённую «мзду» фотографировались с двойниками руководителей разных эпох и революций, в том числе с «легендарными» образами Пьяньциня и его сподвижниками. …

При входе в одну из «книжек-высоток» по указанному адресу для приобретения ваучеров, весел транспарант на уровне двадцатого этажа «Дом народной ПРИХВАТИЗАЦИИ» . У входа уже успела образоваться приличная очередь, но продвигалась она достаточно быстро. Не прошло и часа, как Оскар приблизился к посту с охранником.

– Прошу предъявить документ, – Иванов-Бендер протянул паспорт.

– Цель визита, что желаете? – поинтересовался охранник.

– Желаю пройти в банк БВСН .

– Идите в ЖОПу !

– Куда ты меня послал? Да я тебя… Пошёл сам туда!

– Что, вы? Как можно? Мы же интеллигентные люди! Это такая аббревиатура … нашего нового охранного предприятия (женское охранное предприятие). Кстати, ЖОПа пардон, перед вами, прошу прощения, – дверь в ЖОПу. Там у них такая начальница… в общем оправдывает название своей организации.

– Спасибо большое, – сухо произнёс Оскар и удалился в направлении, указанном охранником, но вдруг за спиной услышал недовольный голос:

– Лучше маленький доллар, чем большое спасибо. …

Открыв дверь Иванов оказался в большом предбаннике с секретаршей, которая занималась собой, так как пока не пользовалась большим спросом и поэтому ещё не знала себе цену. Напротив стола секретарши красовалась две массивные латунные таблички «Начальник ЖОП » и ниже «Чудо Творская», прикрученные латунными шурупами к двери, обитой коричневой натуральной кожей, и уточнявшие кто в доме хозяин. Видимо, меняя только нижнюю табличку, большим начальникам удавалось экономить на смене нижестоящих начальников.

Вдруг дверь резко открылась и из неё вылетел с истошным воплем посетитель – седой щуплый мужичок, логично, считающий себя непревзойденным интеллектуалом, а ее – законченной идиоткой:

– Дура!

И вместе с ним из магнитофона через открытую настежь дверь на просторы приёмной вырвались строки «не уставной» поэзии:

«Плавно опустился мой кулак могучий,

Фраера из кармана сдуло ветерком,

Все четыре зуба сразу сбились в кучу,

Ну и пару граждан с ними за одно.

Тихо и достойно он меня покинул,

Так что даже глазом не успел моргнуть.

Уши по асфальту в стороны раскинул,

Поперек кандалки лег он отдохнуть»

– Да, … этого посетителя так вежливо послали, что ему было невежливо не пойти, – мелькнуло у Иванова-Бендер, – у этого начальника мало знать себе цену, надо ещё пользоваться спросом.

Следом за посетителем появилось тело начальника этого интригующего заведения, и оно оказалось весьма объёмным: Чёрный французский парик, с наклеенными длинными ресницами и ярко-красной губной помадой, сразу переходил в импортный унитаз с большими ручками.

Это, к изумлению Остапа, была дама лет пятидесяти, с огромным бюстом, и исходя из магнитофонной записи, «интеллектуальной» увлекающейся натурой.

И для неё «интеллектуальной» натуры, это прозвучало как смертельная обида:

– Лева, почему-таки дура, а хотя бы ну, не бл…дь?

Лёва назидательно поднял указательный палец:

– Цилечка! Бл…дь – это же как звание народного артиста, его еще заслужить надо!

– Зинаида Киндилябровна, может чайку? – предложила секретарша.

– Я на работе не пью!

Наконец тело повернуло свою рассерженную физиономию в сторону Иванова-Бендера и вдруг расплылось в улыбке, напоминающее «белое солнце в пустыни» с багровым отливом:

– Какие люди и без охраны! Товарищ Бендер, ты ли это? Какими судьбами? Сколько лет?! Сколько зим?!

Оскар напрягся и с трудом в этом тяжеловесе узнал Новидворскую, некогда стройную женщину, отдавшую всю себя целиком борьбе с руководителями «золотого рубля», в качестве предводителя какой-то мутной организации «Отнимем и поделим», но не говорила, как? Похоже ей удалось что-то урвать, но не так много, как ей бы хотелось.

– Да кому я нужен!

– Будете с охраной, станете нужны!

Бендер вспомнил, как она однажды пыталась вместе с молодым специалистом Шайкиным, одной из лабораторий его отдела, уговорить его помочь им организовать марш геев – «за свободу половых отношений с заднего двора». Он тогда им отказал, стоя на натуральном дубовом полу, так как был всегда против больных фантазий, тем более что при таких отношениях человечеству грозит полное исчезновение.

– Видимо, плотное знакомство с этими фантазиями и привело её к таким существенным изменениям, – про себя подумал Оскар, но вслух произнёс: