Анна Богачёва - Донжуанский список Ксюши Кораблёвой

Кулямов не позвал. В июле Ксюша, умом все еще на что-то надеясь, но душой зная, что все кончено, на последнем вступительном экзамене по физике не решила задачу, встала и вышла из аудитории, сопровождаемая недоуменными возгласами преподавателя.

Ксюша вышла на Университетскую набережную, вдохнула влажный, теплый летний воздух. Светило солнце, ветер перебирал листья кленов, их тени ложились прохладными темными пятнами на землю и асфальт. День был восхитительным, несмотря ни на что.

Прогуливаясь по набережной Невы, Ксюша дождалась с экзамена приятелей по студенческому общежитию, и они отправились бродить по веселым улицам Ленинграда.

Они прогуляли еще несколько дней – неудавшиеся студенты ленинградского университета. Потом Ксюша заняла у Светы из Краснодара пять рублей на обратную дорогу, купила билет до Новосибирска и села вечером в плацкартный вагон поезда, направляющегося на восток.

Перед отъездом она взяла в ближайшем к вокзалу гастрономе батон и бутылку газировки, чтобы было чем подкрепиться в дороге, во втором плацкартном вагоне забралась на верхнюю полку и в промежутках между сеансами крепкого сна, который хорошо усмиряет голод, стала планировать свое будущее. Выбора не было: нужно было поступать в нежеланный НЭТИ, потому что в Новосибирском университете, как и в Ленинградском, вступительные экзамены закончились в начале июля.

На второй день пути ее чуть ли не силком стащила с верхней полки нестарая женщина, ехавшая рядом, усадила за стол, разложила курицу, яйца, овощи и хлеб и твердо сказала:

– Ешь.

– Я не хочу, – попробовала было сопротивляться Ксюша, почти теряя сознание от восхитительных запахов снеди.

– Никаких «не хочу» не принимается. Ешь. Студентка?

– Абитуриентка. Не поступила в Университет. Еду в Новосибирск.

– Домой?

– Нет. У меня родители на Алтае. В Новосибирске буду поступать в электротехнический. Домой мне, пока не поступлю, нельзя. Мама не поймет.

– Ну, и умница, – одобрила женщина. – Всем бы таких целеустремленных детей. Ешь, давай. У меня сын – тоже студент. Кто знает, может и его кто-нибудь накормит. Всякое в жизни бывает.

Это был веский довод, и Ксюша навалилась на еду, а женщина сидела рядом и смотрела в окно, время от времени вытирая платочком глаза.

На третий день пути Ксюша добралась до Новосибирска. Прямо с поезда отправилась в приемную комиссию института, подала заявление и документы. И в тот же вечер уже обреталась в студенческой общаге, где с голоду уж точно не пропадешь.

В НЭТИ она поступила легко – две пятерки и две четверки. Когда приказ о зачислении на факультет Систем управления появился на информационной доске, она заняла немного денег у соседки по комнате и позвонила домой. Дело было сделано.

Мама приехала на следующий день. Они стояли в темной рекреации на втором этаже общежития, Ксюша слушала сдавленный яростный шепот матери, прерывающийся долгими сморканиями и сдавленными рыданиями, и не возражала. Все было верно- она кругом виновата: не поступила в Ленинграде, не позвонила, не предупредила, заставила волноваться всех, пропав чуть ли не на месяц.

От матери она стояла подальше, чтобы, если понадобится, успеть уклониться от шлепка. Стояла и слушала. Не спорила. Крыть было нечем.

Кулямов, косвенный виновник этого происшествия, за всеми волнениями и переездами ушел в сторону, но не забылся. И Ксюшина неявная, но сильная тоска по нему еще целый год определяла ее настроение и жизнь. Она села на жесткую диету и через полгода была похожа на стрекозу – большеглазая, тонкая и бледная. Мать била во все колокола, подозревая самые ужасные причины фатального истощения дочери, а Ксюша, не споря и не сопротивляясь, продолжала жить в своем мире и своем режиме. На выходные она уезжала в Академгородок, к поступившим в Новосибирский университет одноклассникам по физматшколе. Там они гуляли, танцевали, сидели в кафетерии, если были деньги. Ксюша с наслаждением дышала сосновым воздухом, а потом возвращалась в город, чтобы как-нибудь протянуть до следующей субботы.

Кулямов писал ей письма – как другу. Она отвечала – как друг. Одно письмо ей не понравилось. Оно было написано через год после расставания, летом, из Туркмении, где он был на каникулах. Письмо было злым и, содержало какие-то темные и опасные намеки на дурные поступки. Он все еще любил Надю, но ему перешел дорогу Антон, сказочно красивый белокурый мальчик, похожий на принца, который учился вместе с ними, только в другом классе. И этот Антон…

Ксюша прочитала письмо, положила его в конверт, разорвала на четыре части и выбросила в мусорное ведро. С тех пор писем Кулямову она не писала. И, как будто, выздоровела. Начала нормально есть. Бледность ушла с ее лица. Мама купила ей клетчатый костюм – юбку годе и блузку в рыже-черную клетку. Костюм сел великолепно, и Ксюша, впервые за последний год, взглянула на себя в зеркало с удовольствием. И увидела красавицу. Все было при ней. А Кулямов был далеко. Ну и ладно.

Гоша

Гоша оказался хорошим учителем. Он и кнут иногда давал лизнуть и пряником мог приложить так, что искры из глаз.

Гоща появился в жизни Ксюши в конце третьего курса, в неполные Ксюшины двадцать лет. Стоял апрель, пела капель, синело небо, душа ждала счастья. Гоша был мало похож на счастливый билет. Он был невысок ростом, полноват, носил очки и имел большой нос. Последнее было, скорее, плюсом. Курносые и мелконосые не интересовали Ксюшу совсем – влияние матери. Ему было почти тридцать лет. Для нее – двадцатилетней – он был очень взрослым и очень умным.

Ксюша любила умных мужчин. Не разбираясь в тонкостях этого понятия и принимая за ум правильную речь, хорошее образование, эрудированность и начитанность, т.е. по большому счету, не такие уж и нужные для счастливой жизни качества. Гоша красиво говорил, правильно и без стеснения, смело выступал на публике и был абсолютно уверен в своей неотразимости. Он не боялся ничего, был разборчив в тонкостях женской красоты. Ценил нежность голоса, сдержанность, скованность движений, и родство душ, как бы банально это ни звучало. Душевное парение он ставил очень высоко, мог настроиться на высокий сердечный тон и парить вместе с избранницей в этих хрустальных чертогах. Он являлся потребителем чистейших, родниковой свежести, энергий и в этом остался безусловно верен себе. Он не терпел приземленности и грубости, и боялся только одного – что его не полюбят.

Когда-то он испытал сильную и острую сердечную муку из-за непостоянства одной привлекательной девушки. Он знал, как и Ксюша, какая это боль. Только Ксюше разочарование прибавило циничности, а Гоше – жесткости. Они нашли друг друга, и кто-то должен был стать жертвой, а кто-то палачом. Так и случилось. Первые три года Ксюша учила новоявленного обожателя не превозносить до небес любовь к женщине. А потом Гоша стал ее учителем. Его наивный из-за очков взгляд не соответствовал его жесткому характеру. Но при первой встрече она не могла этого предположить.