Ирина Абеляр - Рапсодия для двоих

Счастливые молодожёны поселились в заново отреставрированной квартирке, срочно выделенной им по специальной разнарядке, где и родилась их первая дочь Светлана. Некрасивая, плаксивая девочка, с неуравновешенной психикой, пугающая даже родного отца своим лысым черепом уродливой формы. Родители сопливой, постоянно хнычущей девочки старались не замечать её откровенного уродства, портившего безупречный имидж молодой советской семьи. Но пристальное внимания соседей по дому и просто прохожих, чуть ли не пальцем тыкавших в лицо их дочери, вынудило Громушкиных принять решение родить ещё одного ребёнка. Не остановило их даже болезненное состояние Софьи Андреевны после недавних родов, осложнённых сильным токсикозом и послеродовой горячкой.

Новорождённая Анютка порадовала свою мать громкими криками, длинными белокурыми волосиками, розовенькими ушками и малюсеньким, авантюрной формы носиком. «Красота неописуемая» – прошептала счастливая женщина и тут же потеряла сознание от кровопотери. Отец малютки, которого не интересовали бабьи дела, даже не соизволил уточнить подробности досадного инцидента, произошедшего с его молодой женой. Главное, наконец-то родился красивый ребёнок, точная копия раздувавшегося от гордости отца. За каких-то пару часов новорождённое дитя уже успело всех очаровать своими кудряшками и чудного ярко-серого цвета глазищами, доверчиво моргающими именитым гостям и растущей горе дорогих подарков и пухлых конвертов. А Иван Сергеевич был готов все двадцать четыре часа в сутки демонстрировать укутанную по самый носик девочку и петь дифирамбы своему партийному руководству, подарившему многодетной семье новенький автомобиль.

По малолетству «старшенькая» с удовольствием любовалась кукольным личиком Нюрочки. Осторожно гладя маленькие пальчики сестрички, она ласково приговаривала, подражая своей матери:

– Уж ты, красавица моя. Уж ты, лапулечка наша. И у кого же такие крохотные ножки и ручки?

А спустя всего лишь пару безоблачных лет к Светлане не без помощи подрастающей стервочки пришло осознание не только божественной Нюрочкиной красоты, но и своего неисправимого уродства. Сообразительная интриганка чуть ли не каждые полчаса смотрелась в общее зеркало, категорически не желая от него отходить. Широко улыбаясь, как настоящая дикторша из новенького телевизора, она громко произносила едкие, как серная кислота, фразы:

– Неужто Нюрочка самая красивая девочка в этом доме? Неужто у Светки кривые ноги и толстая попа? – заставляя обиженную Светлану пулей вылетать на улицу под унылые увещевания матери.

Девчонки росли совершенно непохожими друг на друга, отличаясь не только по характеру, но и внешне. Не различались они разве что упорным нежеланием заниматься глупыми женскими делами. Обеим сестричкам не нравилась нудная домашняя маета, к которой их так настойчиво пыталась приучить любящая чистоту и уют мать. Софья Андреевна по праву считала себя образцовой женой и матерью. Приветливая, рачительная хозяйка, она постоянно что-то варила и заготавливала в узенькой кухоньке, тщательно отдраивая всё, что попадалось под её трудолюбивые руки. Софочка просто обожала даже призрачную новизну. С мазохистским рвением она чуть ли не каждый день таскала старенькую мебелишку по всей квартире, надрывно выдыхая горячий воздух из нездоровых лёгких. Прирождённая аккуратистка уделяла уйму времени не только нудной домашней работе, но и своим дочерям, старательно приводя их внешность в полное соответствие с партийным этикетом. Особым вниманием она одаривала волосы своих девочек. Заботливо заплетая их каждое утро в тугие, разноцветные косички, она тайком от своего мужа любовалась белоснежными кудряшками Нюрочки.

Ленивые сестрицы исподтишка подсмеивались над «золушкиной» участью своей матери, за глаза давая ей смешные и даже гадкие прозвища. Порою они жалели её больные бронхи, но помочь всё же не рвались. На все просьбы Софьи Андреевны хитрые девицы то выискивали в своих молодых организмах несуществующие болезни, то начинали разом проявлять показное рвение к нелюбимой учёбе. Нюркина ослепительная улыбка с белоснежными зубками, ровными, без единой щербинки или кариесной дырочки, как бы говорила сама за себя:

– Ну не женское это дело двигать мебель, отмывать грязные полы, штопать драньё и стирать чужие майки и трусы.

Светка вторила своей нагловатой не по годам младшей сестрёнке – румянец во всю щёчку, белокурый кудрявый хвостик, стройные ножки, уже тогда росшие от самых ушек.

Надрывающаяся в одиночку мать смотрела сквозь пальцы на Нюрочкины капризы. Но на дух не переносила независимый характер старшей дочери, то по-взрослому сквернословившей, то истово крестившейся обеими руками, хотя не верила ни в дьявола, ни в своё божественное происхождение. Светкино детство жило по красивому сценарию, не вынуждая маленькую особу женского пола ни курить втихомолку от родителей, ни глотать из горла портвейновое чудо совкового производства. И красить волосы в бешено-рыжий цвет её тоже никто не принуждал. Эти суррогатные радости пришли к ней сами по себе с уходом из семьи самого важного в её жизни человека. Розовые очки были безжалостно сняты с её курносого носика и больше никогда не вернулись на своё прежнее место.

Своего отчима (так теперь обиженная женщина заставляла девочек называть своего родного отца) она видела всё реже. Разлучница Танька отнимала у него почти всё свободное от работы время. Малолетняя Нюрка, росшая полной оторвой, после стремительного развода родителей была отправлена к родной отцовой сестре в Казань. Добрые родственники запугали красивую, развитую не по годам девочку до горьких, почти настоящих слёз страшными россказнями о зверствах татар с русскими девочками. До Нюркиных рыданий никому не было никакого дела. Все составные части некогда дружной семьи жили теперь, как Бог на душу положит. Никто особо не зацикливался на чужих переживаниях, несерьёзных и мелких по сравнению с собственной трагедией.

В чужеродной среде наивная Нюрка разом повзрослела. Потеряв всякий стыд и последние остатки не такой уж чистой совести, она вмиг превратилась в безбашенную пацанку. А спустя годы заброшенная в чужой город беспутная красавица Анна старательно стёрла в своём подъезде все гадкие надписи о легкомысленном прошлом Нюрки-давалки. Выйдя замуж за богатого братана из городской администрации, она первым делом сменила своё паспортное отчество, навсегда вычеркнув из своей биографии предателя отца. Сразу после удачного замужества высокомерная девица решила посетить свою родную семью. Анна Сергеевна (в девичестве – Ивановна) на всю жизнь запомнила, как в далёкие совковые времена татарские родственники попытались вернуть её в родовое гнездо. Но женские осколочки её семьи позорно отказались признавать кровные узы с распутной девкой.