Дениз Робинс - Пир окончен

И на самом деле, было великолепно, когда они сидели на ветерке в стороне от общества. Верона поняла, как сильно устала, и как необходима ей была минутная передышка.

Стефан закурил. Он был любителем сигар. Верона вдохнула воздух и сказала:

– Гм. Хорошо пахнет. Напоминает мне отца. Сигара была для него огромным наслаждением вечером, после ужина, но сейчас он говорит, что не может себе это позволить. Надеюсь, я привезу отсюда домой много из необходимого для него. Кажется, несправедливым, что мы имеем так много, тогда как они все еще вынуждены себе в чем-то отказывать.

Стефан кивал.

– Да, я думаю, многие так же считают. Но вам же не нравится здесь? Не так ли?

– Я просто ненавижу это место, – сказала Верона.

Чувство, с которым Верона произнесла эти слова, заставило Стефана сдвинуть брови.

– Неужели это так серьезно?

– Да, полковник, серьезно.

Стефан пристально, изучающе посмотрел на Верону. Ее лицо выглядело изнуренным, красивым и безгранично огорченным.

– Вы называете меня немного формально. Вы не хотите звать меня по имени? В нем, кажется, есть что-то, что вам не нравится.

Краска залила лицо Вероны.

– Ой, – произнесла она со вздохом, – как вы можете быть таким, таким страшно проницательным?

– Я изучал психологию, моя дорогая, и женские болезни, и душевные, и физические. И когда Брауни представила меня вам, вы чуть не упали в обморок. Дело было не в жаре. Было что-то другое. Не хотели бы вы рассказать мне об этом?

– О! – воскликнула Верона. – Вы слишком, слишком внимательный человек. О, нет! Не заставляйте меня говорить, я не могу. Мне нужно сегодня быть веселой, потому что у меня день рождения.

Стефан подумал, что это были самые трогательные слова, которые он когда-либо слышал. Он взял руку Вероны, задумчиво рассматривая ее тонкие пальцы.

– Да, я наблюдал за вашими руками весь вечер. Мечта скульптора, моя дорогая. Вы очень красивы, дитя мое, вы знаете об этом? Вы не приспособитесь здесь. Вы жена не армейского типа. К тому же я довольно стар даже для того, чтобы быть вам отцом, и я чувствую, что имею право говорить такие вещи.

– Да, пожалуйста. Мне ужасно нравится говорить с вами. Видите ли, вы жутко похожи на одного моего знакомого. Его зовут Стефан. Вы совершенно правы. Поэтому я чуть было и не потеряла сознание. Но полковник Колдер, я просто не могу называть вас Стефан! – голос Вероны сломался. Она судорожно глотнула.

Полковник увидел, как две большие слезы показались на глазах, задрожали на ресницах Вероны и скатились по ее щекам.

Колдер освободил ее руку, достал платок и, наклонившись вперед, тщательно вытер слезы.

– Вы не должны плакать в день своего рождения, Верона. Если я причина, по которой вы заплакали, то я никогда не прощу себе этого. И ваш муж будет совершенно прав, если достанет свой табельный револьвер и пристрелит меня.

Верона засмеялась и высморкалась в свой большой шелковый платок. Затем она сказала более спокойно:

– Я действительно благодарна вам за то, что вы привели меня сюда. Я была просто на грани истерики. Бери Кинтел – такой баламут. Он не может быть серьезным ни на минуту. Это так утомительно. Коль Чарльз – прекрасный мальчик, просто прекрасный. И он обожает Форбса, они работают вместе. Но он немой. Я никогда не знаю, как с ним разговаривать, и он безобразно танцует.

– Как и я, – добавил Стефан.

– Я не заметила этого!

– Тогда, должно быть, вы много выпили, моя дорогая. Я изуродовал обувь всех моих партнерш. Как правило, я играю в бридж. Я не танцую. Но вы были очень любезны, что пригласили меня на ваш вечер, и я…

– Ивы сделали все, что могли – договорила за полковника Верона и посмотрела на него сквозь ресницы своим застенчивым, очаровательным, волнующим взглядом.

Полковник Колдер покачал головой.

– Это было не сложно. Но давайте вернемся к фактам. Вам не нравится вечер. Почему?

– Только потому, что напомнил вам о другом Стефане:

Верона опустила голову.

– Наверное.

– Итак, вы смирились, пытались подавить в себе свои чувства, бедняжка. Но прошлое по-прежнему лежит на вас и давит тяжелым грузом. Почему бы вам не избавиться от этого, и не рассказать мне о себе? Я совершенно безопасен, как улитка. Все, что вы мне скажете, останется тайной. Многие доктора поступают так же. Почему бы вам не считать себя моим пациентом? Вы больны. Не физически, конечно. Хотя нам не помешало бы набрать немного веса и хорошо отдохнуть. Но больна, в первую очередь, ваша душа. Это все от того, что все ваши идеалы и чувства, настоящие чувства законсервированы, закрыты в вашем подсознании. Они действуют как внутренний яд. Сегодня вам исполнилось двадцать четыре года, слава Богу, вы еще ребенок! Вы же не хотите, чтобы что-нибудь отравляло вашу жизнь. Выплесните все ваши эмоции и мысли наружу. Вам будет легче. Уверены ли вы в том, что мне можно доверять?

– Я вполне уверена в этом. – ответила Верона низким голосом. – Я чувствую, что могу рассказать вам все, что угодно. И моя душа, действительно, больна. Я знаю это. Иногда моя болезнь достигает критической точки. Я все время старалась побороть себя.

– Каким образом?

Полковник Колдер задал ей этот вопрос специально. Верона жила на нервах, и она заставляла себя всеми силами вести жизнь, которой она явно не желала. Она вела бой со своими привычками. И очень тяжелый бой. Но она проиграло его.

– Теперь скажите мне, почему вы так несчастны? Чем вас не устраивает ваше настоящее?

– Форбс – прекрасный человек. Он очень прекрасный. Я привыкла к нему. Я уважаю его. Он очень хорош вообще и страшно хорош в работе. Я сильно привязалась к нему, но я, я… не должна была выходить за него замуж.

– Сейчас неизбежный вопрос, Верона: так почему же вы вышли за него замуж?

Почему она вышла замуж за Форбса? Верона закрыла глаза и безнадежно покачала головой. Как часто она задавала себе этот вопрос! Потому что Форбс заслужил большего, чем она могла дать ему. Она искренне хотела дать ему счастье и быть самой счастливой рядом с ним.

Верона рассказала Колдеру о своей долгой дружбе со Стефаном Бестом, о том, что они сначала были близки в живописи, а затем и в любви. Как дружба переросла в более глубокое чувство, и как Стефан променял ее, ее добродетель и любовь на свою карьеру. Потом, боясь себя и устав от долгого ожидания, безнадежных перспектив, она ушла к Форбсу Джеффертону в надежде, что обретет с ним семейный покой.

Верона описала последний отчаянный вечер, когда она сбежала от Стефана и во всем призналась Форбс.

– Видите ли, – добавила она, – даже в ту ночь я сомневалась в том, что мне стоит выходить замуж за Форбса. Но он успокоил меня, оказав, что все будет хорошо. Он дал мне понять, то у него разобьется сердце, если я уйду от него. И гак я согласилась. Какая польза от того, что у всех будут разбитые сердца? – сдерживая слезы, закончила Верона.