Дениз Робинс - Пир окончен

Это произошло десять дней спустя. После того, как кризис был преодолен, состояние больной быстро улучшалось. Она уже могла сидеть и есть нормальную пищу. Верона была еще совсем прозрачной, с ввалившимися глазами, но начала проявлять интерес к жизни. В тот вечер, когда полковник Колдер курил сигарету, сидя у ее постели, она решилась на серьезный разговор.

– Это вы спасли мою жизнь, доктор, правда? Я знаю, что это вы… Колдер улыбнулся.

– Какая разница, кто ваш спаситель. Ваше дело поскорей поправляться. Больше от вас ничего не нужно.

– Но я хочу знать, – настаивала Верона.

– Что знать, капризный вы ребенок?

– Знать, что вы такого сделали – что говорили – что так помогло мне. Ведь я чуть не умерла, правда?

– Правда.

– И вы все время были со мной. Форбс тоже был около меня, но недолго, он словно испарился куда-то, я перестала его видеть. Все представлялось мне ужасно смутно, вроде повторяющегося кошмара.

Полковник Колдер приподнял одну бровь.

– Это мое лицо представлялось вам кошмаром, милочка.

– Ах, доктор, дорогой, не надо шутить. Я хочу знать… – Верона осеклась и умоляюще протянула к нему руку.

Колдер снял свои роговые очки тем жестом, который так напоминал ей Стефана Беста. Верона смотрела, как он протирает стекла, как закладывает за уши изогнутые дужки. Неожиданно для себя она заметила, что Стефан Колдер выглядел уставшим, постаревшим, что в его волосах прибавилось седины. Верона была всей душой преданна ему – и не только потому, что доктор напоминал Стефана, а потому что относился к ней с теплотой и пониманием.

С того памятного дня рождения, когда Верона с большими надеждами решилась строить семью с Форбсом и стать матерью, жизнь повернулась к ней не самой радужной стороной. Казалось, все пошло не так, как надо. Начать с того, что она вообще плохо чувствовала себя на новом месте. Здесь надо было быть сильной, и Форбсу, с его любовью к спорту и к общественной жизни приходилось нелегко с женой, которая большую часть времени проводила в постели. Он был очень терпелив с ней, внимателен. Но настоящую Верону знал один только доктор, и только в его присутствии она ощущала себя прежней Вероной.

Верона снова протянула к нему руку. На этот раз он взял ее и стал поглаживать длинные пальцы.

– А вы упрямая, – сказал Стефан Колдер. В ее глазах появилась нежность.

– Как-то раз я приняла вас за Стефана, да? Я слышала свой голос, зовущий его. Я ничего не могла с собой поделать – мне показалось, что он пришел ко мне, и я уснула в его объятиях. Это спасло меня. Я это помню. Когда я проснулась, мне сказали, что дела мои пошли лучше. Но я поняла, что это был не Стефан. Это были вы, правда?

Вдруг доктор смутился и рассмеялся.

– Ну – в общем, да – я так и подумал, что вы приняли меня за своего художника.

Верона кивнула и откинула голову на подушку, с отрешенным видом глядя в потолок.

– Спасибо вам, дорогой доктор. Вы всегда так хорошо относились ко мне. Спасибо вам за все.

– Не стоит, милочка. Признаюсь, вы здорово напугали меня.

– А я-то думала, что это Стефан, – Верона глубоко вздохнула.

– Это на ваших руках я тогда уснула. Как вы терпеливы были со мной.

– Ерунда, – сказал Колдер и сжал ее руку.

– Но это так, вы, наверное, утешали беднягу Форбса.

– Я делал все, что мог, но позвольте сказать вам, теперь, когда вы пошли на поправку, дитя мое, что этот молодой человек страшно переживал из-за вас. Он очень любит вас, знаете ли.

Верона вдруг погрустнела.

– Ах, да, я знаю.

– А один раз я был свидетелем того, как вы в его присутствии звали Стефана.

– Какой ужас! – вспыхнула Верона.

– Да, получилось очень неловко, но я сказал ему, что вы имели в виду меня, потому что верили, что я могу спасти вашу жизнь. Я наговорил ему какую-то чушь, вроде того, что я тоже Стефан. Это сработало.

Верона с трудом сглотнула. В ее глазах стояла глубокая печаль.

– Какой ужас! – снова повторила она, – как же это все сложно. Но как благородно с вашей стороны. Я в таком долгу перед вами.

– Мне не нужно благодарностей. Единственное, чего я хочу, это немного счастья для вас с Форбсом.

Верона обратила на него свои огромные прекрасные глаза с тем выражением тоски, которое он замечал и прежде, и которого страшился. Такой взгляд юного и прекрасного существа не предвещал ничего хорошего. Оставалось только сожалеть о том, что Верона была такой эмоциональной.

– Нельзя ли вам как-нибудь примириться с Форбсом, милочка? – неожиданно, почти умоляющим голосом спросил доктор. – Я понимаю ваши чувства, но Форбс отличный парень и…

– Ах, доктор! – перебила Верона и отняла свою руку. Ее губы чуть дрогнули. – Я все прекрасно понимаю. Форбс относится ко мне замечательно. Я так надеялась, что мы с ним поладим и все будет как нельзя лучше. Что говорить, в тот вечер после моего дня рождения я почти поверила, что снова влюблена в него. Я была готова отдать ему все. И отдала.

Колдер кивнул головой.

– Я знаю. Вы были на краю пропасти. Правда, ваши намерения были исключительно добрыми. Боюсь, что вся эта история с ребенком и ваша болезнь сломили вас.

Верона изо всех сил закусила нижнюю губу. Сейчас, когда она так ослабела, ее глаза часто были на мокром месте.

– Это все так ужасно, – прошептала она. – Наверное, теперь у меня вообще никогда не будет детей.

– Я уже говорил вам, вы ошибаетесь. У вас просто болезненное отношение к этому. Вы нездоровы. А когда тело болеет, разум тоже страдает от мрачных мыслей. Но вы поправитесь. Я понимаю, болезнь выбила вас из колеи. Но вы, слава Богу, живы и даже очень, и, если вы немного постараетесь, выздоровеете окончательно, окрепнете, и я не вижу никаких причин к тому, чтобы вам не попытаться снова родить – скажем, через полгода.

Верона покачала головой. Большие глаза смотрели обреченно.

– Я в это не верю.

– Это все из-за вашего нынешнего состояния, Верона. Подождите, когда поправитесь.

– Это не из-за моего здоровья. Это гораздо серьезнее. Я поняла, что не могу быть вместе с Форбсом. Просто не могу – и все. Я люблю его, как брата. А мысль о том, чтобы жить с ним, как с мужем вызывает во мне отвращение. Ах, доктор, что мне теперь делать?

Стефан Колдер не умел притворяться – он откровенно был озадачен. Он в самом деле не знал, что ответить на это.

«Она была слишком верна себе самой, – с иронией подумал он, – той, настоящей, которая любила Стефана Беста. Она дала увлечь себя в замужество. (Какая глупость со стороны Форбса жениться на ней). Время ничуть не улучшило положение, хотя общеизвестно, что время все лечит. Видимо, это касается не всех».

Верона не виделась со Стефаном Бестом и не получала о нем известий вот уже почти три года, но ее страсть к нему сейчас была даже сильней, чем раньше, и Стефан Колдер это знал.