Джулия Тиммон - Поединок страстей

– Что происходит? – молящим полушепотом повторяет Гарольд.

Понимаю, что надо ответить как можно категоричнее, и собираюсь с духом.

– Это мне впору тебя спросить: что происходит. И я спрошу, но завтра. – Избегая встречи с Гарольдом взглядом, быстро называю адрес гостиницы, в которой я поселилась. – Если хочешь, приезжай утром, часов в десять. Поговорим. – Быстро устремляюсь к выходу.

Джошуа идет рядом твердыми широкими шагами.

– Неужели ты… бросишь меня одного?! – в отчаянии кричит мне вслед Гарольд.

Люди, что тоже идут к парадным дверям или кого-то ждут в вестибюле, косятся на нас с настороженностью и неодобрением. Плевать! Главное сейчас – побыстрее уйти отсюда, а что подумают о нас посторонние, не имеет значения.

– Знай одно: у меня с Беттиной ничего нет, ты наверняка все неправильно поняла! – с мольбой и ужасом кричит мне вслед Гарольд.

Мы с Джошуа выходим в освещенную фонариками ночь и, будто заранее договорившись, без слов садимся в такси, которое стоит у обочины. Мое сердце бешено бьется, в ушах вновь и вновь звучит крик Гарольда. Чувства в душе, смешавшись, носятся по нескончаемому кругу.

– В центр, пожалуйста, – говорит Джошуа таксисту. – К Парижской площади.

Взревел мотор, и машина тронулась в путь. Смотрю через окно на двери гостиницы, проверяя, не выбегает ли за нами вслед Гарольд. Его нет.

– Сообразил, что от скандала лучше воздержаться, – задумчиво произносит Джошуа.

Я медленно поворачиваю голову и вопросительно на него смотрю.

– Если бы он стал угрожать тебе, что-либо требовать, портье снова вызвал бы полицию, – поясняет Джошуа. – А твоему драгоценному нужны не проблемы с правоохранительными органами, а невеста.

– Беттина? – спрашиваю я, не узнавая собственный голос. Произносить имя той, в чьих объятиях Гарольд отдыхал от меня, больно и жутко.

Джошуа усмехается.

– О Беттине твой Гарольд, поверь моему чутью, уже и думать забыл. Она, конечно, ждет, что он станет молить о прощении, но ему сейчас нужна только ты.

Его слова отчасти тешат мое самолюбие, но горечи в сердце не убавляется. Смотрю безучастным взглядом на проплывающие за окном улицы и мечтаю понять, правильно ли я поступила и зачем все это понадобилось Гарольду, но силы на исходе и раздумывать, анализировать выходит с трудом.

– Так всегда бывает, – продолжает Джошуа. – Если что-то дорогое, но привычное внезапно грозит уплыть у нас из-под носа, начинает казаться, что ничего более драгоценного в жизни не было и нет.

Тяжело вздыхаю.

– Я не уплываю. Всего лишь сказала, что разговаривать сегодня не в состоянии.

Джошуа отвечает странно напряженным голосом:

– Это ты знаешь, что не уплываешь, но представь, что может подумать Гарольд. Ты уходишь ночью с другим мужчиной…

Вместо того чтобы поставить себя на место Гарольда, я воображаю, чем мог бы закончиться этот вечер с Джошуа, и густо краснею. Наверное, было бы лучше, если бы я не имела представления, сколь огнеопасно с ним сближаться, и если бы нарисовать картину пылкой любовной связи могла лишь размыто, основываясь на предположениях.

– Не зря в последнюю минуту он прибег к столь смехотворной лжи, – говорит Джошуа. – Чтобы заглушить в тебе жажду мести и отговорить от отчаянного шага.

Едва заметно киваю. Пытаюсь представить себе, что сейчас делает Гарольд. Отправился в номер, заказал бутылку виски и в одиночку пьет? Или поплелся в бар, нашел себе полупьяного собеседника и изливает душу? Перед глазами возникает его искаженное от гнева и изумления лицо, и становится так тошно, что я прогоняю видение прочь, решая отложить на завтра все, что связано с Гарольдом.

Джошуа, будто чувствуя это мое желание, больше не говорит ни слова. Какое-то время едем молча, и тут я вдруг осознаю, что в руках у меня только сумочка – я мну ее и верчу, борясь с волнением.

– Цветы! – восклицаю я, подаваясь вперед.

– Что? – непонимающе спрашивает Джошуа.

– Я забыла гардении на столике, – с досадой бормочу я.

Джошуа машет рукой.

– Невелика беда. Их отнесут на кухню, и, быть может, они день-другой порадуют взгляды официантов.

– Ты не понимаешь, – говорю я, качая головой. – Он для меня очень дорог, этот букет. Ничего другого мне никто сегодня не дарил.

Джошуа озадаченно на меня смотрит.

– А у меня день рождения, – с грустью сообщаю я.

– День рождения? – переспрашивает Джошуа, наклоняя вперед голову, будто чтобы лучше слышать. – Почему же ты до сих пор молчала?

Машина останавливается, он платит водителю, и мы выходим на улицу, залитую светом фонарей.

– Почему молчала? – задумчиво произношу я. – Потому что большую часть времени сама об этом не помнила. Даже когда после ланча стали звонить родственники и друзья, все мои мысли были о другом. – Усмехаюсь и пожимаю плечами. – Ладно, ничего страшного. Гораздо печальнее другое…

– Как это – ничего страшного! В этот день – в году он, как и все прочие, единственный! – ты появилась на свет. – Джошуа смотрит на часы. – Половина одиннадцатого. У нас в запасе полтора часа. Сейчас мы что-нибудь придумаем. – Оживленно потирает руки.

Поворачиваю голову и смотрю на огромное сооружение – колонны, увенчанные квадригой, которой правит богиня.

– Бранденбургские ворота? – спрашиваю вслух, хотя знаю, что угадала верно.

– Ага, – отвечает Джошуа. – Они самые.

Величие ворот завораживает. Разглядываю их минуту-другую с благоговением и восторгом.

– Почему-то вспоминается «Триумфальная арка». Перед ними вновь открылась безграничная площадь… Посреди нее тяжело вздымалась расплывчатая громада… – Задумываюсь о том, свидетелями скольких людских радостей и трагедий были эти ворота, и чувствую себя со своей бедой почти неприметной крупинкой.

– Триумфальная арка в Париже совсем другая, – говорит Джошуа, как ни в чем не бывало беря меня за руку и устремляясь в противоположную от ворот сторону. – В самом деле отливает серебром, без пристроек и без скульптурной группы наверху. Словом, они совершенно разные.

Удивительно, но оттого, что мы идем за руку, меня не бросает в волнительную дрожь и не идет кругом голова. Но буря в душе, как по волшебству, стихает.

– Ты бывал в Париже? – спрашиваю я, исподтишка глядя на правильный профиль Джошуа и изучая его, будто вижу этого парня впервые. Точнее, будто теперь на смену старым у меня вдруг возникли новые глаза и будто видеть с их помощью можно совсем по-иному.

– Да, бывал, – отвечает Джошуа. – И не раз. А ты?

– Представь себе, нет. Не знаю, почему так сложилось. Я всей душой желаю много путешествовать, но даже в отпуск, бывает, по тем или иным причинам не езжу. – Вздыхаю, раздумывая о невозможности жить как хочется.