Эсси Саммерс - Розы в декабре

— Да, уже тепло. Весна на пороге. В ту ночь я ужасно скучала по дому. Эдвард привел меня сюда, чтобы показать, что мы не совсем оторваны от мира, — и тут же пожалела о сказанном — в этих словах все взывало к сочувствию.

Дебора была рада позавтракать в постели, она встала, когда Фионе уже пора было отправляться в классную комнату. Фиона нарезала мясо, лук, месила тесто. День обещал быть трудным, потому что после полудня Эмери перебиралась в свой дом. Дебора сунулась ей прямо под руку.

— Оставьте все это, Фиона. Теперь я сама займусь готовкой. Так что можете делать свои дела.

— Пирог из мяса и почек. Передаю из рук в руки. Эдвард любит паровые пудинги. Пакет нутряного сала там, в буфете. На сладкое можете...

Дебора рассмеялась:

— Вкусы Эдварда мне хорошо известны. Вы думаете, почему он так рад был, что я вернулась. «Мисс Макдоналд, — говорит он, — приехала в качестве гувернантки. Нельзя же от нее требовать большего. Если возьмете на себя кухню, пока вы здесь, это уже небесный дар».

Фиона положила нож:

— Я буду просто счастлива передать вам бразды правления. Как же приятно иметь гостью, которую не надо обслуживать.

Когда Фиона уже выходила из кухни, Дебора бросила ей вдогонку:

— Видите ли, Фиона, я здесь не гостья.

Обед задержался. Фиона говорила себе, что не следует быть слишком требовательной; в конце концов, Дебора не привыкла к их плотному расписанию. Эндрю, Тамати и Эдвард с раннего утра отправились на работу, прихватив с собой перекусить. Надо было починить изгороди. Наконец прозвенел обеденный колокол.

Дебора с изыском украсила стол в столовой ветками зимнего жасмина и гиацинтами.

— Ну, вот ты и вернулся к цивилизованной жизни, Эдвард, — весело приветствовала его Дебора, ставя перед ним блюдо тушеного мяса и почек. — Накладывай себе сам, пока я принесу овощи.

Эдвард посмотрел на Фиону:

— Я сказал, что Фиона будет рада, если ей помогут накрывать на стол и убирать посуду.

У Фионы предательски потеплело на сердце. Она уже представила, что Дебора не преминет воспользоваться моментом и сообщит, что весь обед дело ее рук, но Эдвард упредил ее:

— Женщины есть женщины. Их хлебом не корми — дай языками поработать. Обед-то задержался, а? — Он начал было разрезать пирог, как внимание его привлек жир на верхней корочке. — Что за напасть, Фиона. Что я вижу? Слишком много поваров? — Он рассмеялся, — И на старуху бывает проруха. Этот пирог, видно, не из ваших шедевров.

У Фионы перехватило горло. Дебора взбесится. Так оно и было. С холодным недоумением она спросила:

— Что-то не так?

Эдвард, все еще не понимая, подлил масла в огонь. Он считал, что Фиона поймет его подначку.

— Но его ножом не прорежешь. Что вы туда положили, Фиона?

У Фионы мелькнула дикая идея исправить положение, взяв все на себя; она не сомневалась, что Дебора! подыграет ей, не желая оказаться в невыгодном свете,! но не успела она продемонстрировать свое остроумие, как вмешался Уильям и ляпнул:

— Да это пирог не Фионы. Сегодня с утра готовила Дебора.

Эдвард не знал, куда деться от смущения, что не мудрено в такой ситуации.

— Тысяча чертей! Что говорится, попал пальцем в небо. — Он попытался рассмеяться. — Не расстраивайся, Дебби, с каждым может случиться. И лучший повар может забыть сухие дрожжи, так, кажется, они называются.

На Дебору было страшно смотреть, и Фиона ей посочувствовала. Она только пролепетала:

— Я и не знала, что сюда кладут сухие дрожжи. Мы у себя никогда не кладем. Что ж вы мне не сказали, Фиона?

Фиона промолчала. Эдвард снял с пирога верхнюю корку, положил ее на тарелку и попросил Викторию сходить на кухню и принести другую тарелку.

— Не расстраивайтесь, начинка кажется потрясающей. Дебби, как и все новозеландские женщины, специалистка по изделиям из дрожжевого теста и пирогам. — И добавил специально для Фионы: — Еще новозеландские женщины, как известно, славятся своим умением готовить именно всевозможные закуски, а не блюда долгого приготовления. Наша приверженность к закускам и перекусам притча во языцех.

Но как он ни старался смягчить содеянное, Деборе от этого не стало легче. Фиона попыталась исправить положение:

— Это, вероятно, относится не ко всем новозеландским женщинам, а Дебби, не сомневаюсь, такая мастерица по десерту, что вы ни за что ее не отпустите. — Она улыбнулась Деборе, искренне сочувствуя неудаче. — Вся моя выпечка самая что ни на есть простая — все что можно поставить на плиту и заниматься в это время уроками. — Тем не менее она вздохнула с облегчением, когда разделались с обедом. К ее ужасу, Дебора внесла большой бисквитный торт, украшенный меренгами, взбитыми сливками, натертым шоколадом и вишнями. Кто-то из детей громким шепотом произнес:

— Дядя Эдвард терпеть не может бисквитный торт.

На сей раз Эдвард, зная, что Дебора и без того расстроена, попросил вторую порцию. Правда, при этом он так посмотрел на Фиону, что та поспешила отвести глаза. Когда покончили с десертом, Дебби заявила:

— А теперь, дети, вам мыть посуду. Уберите со стола, а я принесу кофе старшим.

Фиона заколебалась, стоит ли вмешиваться, но решилась, однако Эдвард ее обогнал:

— Извини, Дебби, но сейчас пора бить в колокол. Чья очередь? О, Уильяма. Ну валяй! А мы с Тамати уберем со стола. Труди обычно моет посуду. Фиона, я принесу вам кофе. — Он повернулся к Деборе. — Наша Фиона страшно суровая учительница.

Фиона встала из-за стола и в сопровождении ребятишек вышла из столовой. Проходя мимо Труди, она поймала ее взгляд, полный сочувствия и одобрения. Труди в глубине души была рада промаху Деборы.

До конца дня Фиона, подобно Агагу, ходила на цыпочках, дабы Дебора не взорвалась от малейшей оплошности. Но все обошлось благополучно. Она старалась забыть о случившемся и даже милостиво обходилась с детьми, однако завоевать их расположение ей не удалось. Они ушли в себя и неприязнь к Деборе прикрывали подчеркнутой вежливостью. Впервые Фиона убедилась, что беда оставила на них свой болезненный след. Было что-то недетское в такой сдержанности. Их уже раз отвергли... Флер ранила их глубже, чем могло показаться на первый взгляд. Фиона удивилась, что раньше ей это не бросалось в глаза. Она им была нужна, они тянулись к ее любви, как подсолнухи к солнцу. Фионе ради их блага не хотелось, чтоб Дебора стала их тетей. Вместе с тем она была рада, что в их внешнем поведении, по крайней мере, не проявляется враждебности.

В этот вечер Дебора подарила девочкам по ожерелью, не обмолвившись при этом ни словом, что это поделки тихоокеанских аборигенов и что их надо сравнить с украшениями Рангемарие. Только Виктория не забыла ее слов. Внезапно она подняла свои ясные глаза и спросила Дебору: