БАРБАРА КАРТЛЕНД - Мой милый звездочет

— Так что же, ради всего святого, ты предлагаешь мне делать? — с раздражением спросил герцог.

— Боюсь, мое предложение тебе не понравится.

— Я готов выслушать его.

— Ну, что ж, пусть будет так. Что, если я предложу тебе поехать… куда ты сам пожелаешь, но только одному и инкогнито?

— Что тут такого особенного? Я часто путешествовал под одним из своих имен, — пожал плечами герцог.

— Но я вовсе не имею в виду, что ты станешь называть себя лордом Херстом и пустишься в путешествия вместе со свитой слуг, личным камердинером и охраной, — насмешливо заметил Фредди. — Когда я сказал, что ты поедешь один, я имел в виду именно это — один и под чужим именем.

Герцог изумленно воззрился на друга.

— Позволь мне все объяснить, — продолжал Фредди. — И если так тебе будет легче, я даже готов заключить с тобой пари.

Герцог сохранял удивленное молчание, и Фредди продолжил:

— Я готов поставить своего Каналетто, единственную ценную вещь, которая у меня есть, против твоей пары гнедых, что ты не сможешь доехать отсюда до Йорка один, верхом, без сопровождающих, инкогнито, потому, что это стало слишком утомительно для тебя. Ты сдашься на середине пути и пошлешь за своими слугами и экипажем.

Фредди говорил медленно, словно взвешивал каждое слово.

Герцог смотрел на него с таким изумлением, будто с трудом мог поверить своим ушам.

— И ты действительно готов рискнуть своим Каналетто из-за такой абсурдной затеи? — все еще не веря, спросил он.

— Я влюблен в твоих гнедых.

— Это самое нелепое предложение, которое я когда-либо слышал! — воскликнул герцог. — Разумеется, я смогу сделать это, если захочу, и притом с легкостью!

— Так ты принимаешь пари?

— Я просто не вижу в этом ничего особенного.

— Возможно, это поможет тебе взглянуть на жизнь под другим углом, так сказать, переосмыслить жизненные ценности.

— Очень в этом сомневаюсь, — усмехнулся герцог. — Я и так знаю, что дороги слишком пыльные и грязные, постоялые дворы, где мне предстоит останавливаться, отвратительны, и раз мне придется довольствоваться компанией бродяг и грубых мужланов, общение с кем-либо будет крайне ограниченным.

— Все зависит от тебя, — осторожно заметил Фредди. — Но я думаю, это может стать для тебя интересным приключением.

— Очень в этом сомневаюсь!

С этими словами герцог поднялся и направился к столику в углу библиотеки с разнообразными напитками, в том числе бутылкой шампанского в серебряном ведерке со льдом, а также графинами с мадерой, хересом, бренди и кларетом.

Он усмехнулся, увидев искреннее недоумение на лице друга, и добавил:

— В последние годы ты стал очень важным, но я еще не забыл, как перед Ватерлоо ты стащил у меня флягу с водой потому, что забыл свою. И что интересно, я воспринял это так, словно ты имел полное право это сделать.

— Ради бога, Фредди! — воскликнул, чуть покраснев, герцог. — Какое все это имеет отношение к нашей поездке?

— Самое прямое. Ведь, по сути, ничего не изменилось. Ты и сам прекрасно знаешь, как все будет. «Фредди, сделай то» да «Фредди, сделай это». И я буду с охотой повиноваться тебе, потому что очень тебя люблю. Но надо же тебе хотя бы раз пожить так, чтобы некому было приказывать, кроме своей лошади.

— Удивительно, как еще ты не предлагаешь мне пройти пешком до Йорка!

— Это неплохая идея, но тогда твое путешествие слишком затянется. И что ни говори, а я стану скучать по тебе.

— Кажется, ты абсолютно уверен, что я соглашусь участвовать в этой безумной затее!

— Если ты хорошенько подумаешь, то согласишься, что в данных обстоятельствах это самый лучший для тебя выход. Ты скажешь своему мажордому, что собираешься уехать за границу. С этим Имоджин придется смириться. А твой секретарь будет вежливо отказываться от всевозможных приглашений и отвечать вместо тебя на любовные письма.

Внезапно герцог весело рассмеялся.

— Фредди, ты совершенно невозможен. Но именно поэтому мне всегда с тобой так хорошо! И я просто настаиваю, чтобы ты ехал со мной!

— Ах, так ты на попятный! — насмешливо воскликнул Фредди. — А может, ты просто боишься, что не найдешь дорогу и заблудишься, как это однажды случилось туманной ночью во Франции, когда твоя рота едва не зашла в тыл к французам!

— Черт возьми, Фредди, ты же прекрасно знаешь, что это был не простой туман, а настоящее молоко! — отвечал с досадой герцог. — И уж в любом случае я прекрасно знаю дорогу до Йорка! Я дважды ездил на бега в Донкастер.

— Кстати, ты напомнил мне еще об одном условии, — безжалостно заявил Фредди. — Ты должен добраться до Йорка неузнанным. Если ты хотя бы однажды заявишь о себе или поведешь себя так, что всем вокруг станет ясно, кто ты есть на самом деле, упряжка — моя!

— Ну уж нет, заверяю тебя, что я не собираюсь терять своих лошадей! — насмешливо заметил герцог. — И я совершенно точно знаю место в замке, где повешу твоего Каналетто.

— Не рассчитывай на это, картины тебе не видать, — уверенно заявил Фредди. — А вот я отправлю своего грума готовить место в конюшне для твоих гнедых.

— Проклятье! — воскликнул герцог, вскакивая из кресла. — Я докажу, что ты ошибаешься во мне! Я непременно выиграю пари, даже если это будет последнее, что мне придется совершить в своей жизни!

Решительным шагом он направился в тот угол комнаты, где стоял столик с напитками, и налил в свой бокал шампанское. Герцог стоял к Фредди спиной, поэтому не заметил довольного выражения, мелькнувшего на лице своего друга, и веселого блеска в его глазах.

Никто лучше его не знал, как бездумно прожигал жизнь герцог последние несколько лет среди пустой, но зато полной удовольствий жизни высшего лондонского света.

Бега, кулачные и петушиные бои, ночи, проведенные за карточным столом, перемежались с бесконечной чередой балов и великосветских раутов, а также свиданиями с дамами полусвета, в веселой компании которых проводили время почти все аристократы.

Фредди с грустью наблюдал, как его лучший друг, прежде восторженный идеалист, отчаянно храбрый, умный и глубоко порядочный молодой человек, постепенно превращался в циничного, скучающего, ленивого бездельника. Он понимал, что в этом вихре бездумных светских развлечений герцог теряет себя, свою, без сомнения, самую лучшую часть души.

Сейчас им обоим было под тридцать. В то время как Фредди оставался на военной службе, герцог после смерти отца был вначале занят тем, что приводил в порядок поместья. Однако вскоре он обнаружил, что ему все труднее найти дело, соответствующее своим незаурядным способностям и склонностям.

На герцога работали множество слуг, его дела вели опытные управляющие, так что герцог был избавлен практически от всех забот. А по мере того, как будущий король становился старше, служба герцога при дворе все более напоминала синекуру.