Светлана Оникс - Любовные каникулы

Похоже, последнюю фразу переводчик-телохранитель добавил от себя, так как принц пресек реплику суровым взглядом.

— Простите, Ваше Высочество, — виновато пробормотал подчиненный.

Я никак не могла въехать:

— Балтика... Я же была на Адриатике... Да, вспоминаю, я чуть не утонула в Адриатическом море!

— Вас спасли, — коротко ответили мне.

— Благодарю вас. Спасли — это замечательно. Но как я на Балтику-то попала?

— Самолетом.

— Что-о?!

Я вскочила на носилках, сбрасывая с себя одеяло. И... увидела, что я в чем мать родила. Боже, какой ужас! Я ж оставила свою одежду на пляже!

Принц-викинг деликатно отвернулся. На его лице, скуповатом на мимику, тем не менее промелькнули сразу несколько разных чувств: от неприкрытого восхищения до иронической усмешки.

Он хлопнул в ладоши, и девушка-горничная внесла мою одежду, вычищенную и поглаженную. Чудеса в решете!

Девушка помогла мне одеться. Ну, и прекрасно, теперь-то я поговорю с этим голубоглазым!

— Где вы взяли мои шмотки? Следили за мной, что ли?

— Постоянно и неотступно, — был ответ.

— Тоже мне, принц! Ищейка, шпион! Позор вашей королевской фамилии!

Переводчик замялся, не решаясь передать эти обвинения своему господину. Но тот и не нуждался в переводе.

— Не надо. Я понял. — Его русский язык был довольно чистым. — Я изучал русский две недели. Интенсивный курс.

— Ах, изучали! — по-базарному уперла я руки в боки. — Тогда попросите их всех выйти. Поговорим наедине. Или слабо?

— Слабо? — переспросил принц. — Меня учили говорить «слабо».

Я чувствовала, что присутствие духа возвращается ко мне.

— Наверное, вас учили русскому так же плохо, как меня в школе — географии, — съязвила я. — Это разные вещи. «Слабо» — значит трусишь, боишься.

— Благодарю за урок, — не обидевшись, сказал принц. И одного его легкого кивка оказалось достаточно, чтобы всех окружающих как ветром сдуло из зала.

— Ну! — потребовала я. — Я жду! На каком языке вы мне объясните, что здесь вообще происходит?

Принц склонил голову:

— Вы... могли погибнуть. Я испугался за вас.

— Ну ладно цену-то себе набивать. Небось, не лично в море-то ныряли? А, Ваше Высочество?

— Это сделали мои люди.

— А вы — взяли и увезли меня. Черт-те куда. Без моего согласия. Попросту свистнули! Стырили! Скоммуниздили!

— Вы не могли дать согласия. Вы были без сознания.

— Ну и что из этого! Зачем брать чужое?

— Зачем? — переспросил принц Георг, и на его невозмутимом лице впервые промелькнуло замешательство.

— Вот именно — зачем?

— Трудно объяснить. Маленький запас русских слов. Пойдемте, вы все поймете.

— Ну, пошли. Только уже без фокусов, ясно?

— Ясно, госпожа Кузнецова, — послушно, даже немного жалобно отозвался принц, точно и не был отпрыском царствующей фамилии.

Он провел меня через дубовые двери в соседнее помещение. Тут было темным-темно. Час от часу не легче!

Но тут перед нами вспыхнул экран. Оказалось, что это — небольшой видеосалон.

Принц щелкнул пальцами.

И вот уже на экране — Венеция. Мост Вздохов. Мы с Андреем поднимаемся на него. Он что-то сообщает мне. Снимали нас издали, слов не слышно. Ах да, Арсеньев в этот момент сказал, что мостик ведет к тюрьме... Прямо перед камерой с мостовой испуганно взмывает стайка птиц, и запись обрывается.

— Значит, там, у Дворца дожей, тоже были ваши люди?

— Нет, — ответил принц. — Это снимал я сам.

— И на Лестнице гигантов тоже мелькали вы?

— Да, — сказал он. — Не сердитесь, пожалуйста. Я не причиню вам зла.

— Надеюсь.

Принц щелкает пальцами — новый кусок. Опять мы, на гондоле, на фоне карнавального шествия. Да он следил за каждым моим шагом, этот Георг! Прямо скажем, замашки у него далеко не королевские. Викинг, пират, бандит! А впрочем... мне ведь обычно нравятся авантюристы. Я и сама не сахар.

И сейчас, Твое Высочество, ты в этом убедишься.

С нетерпением дожидаюсь того момента видеофильма, когда мы будем прощаться с Марко на пристани.

Ага, вот!

На этот раз щелкаю пальцами я.

В темноте не видно, кто именно подает команду, и слуга принца Георга послушно реагирует на нее.

Стоп-кадр. Я целую Марко в щеку.

— Красивый парень, правда, Ваше Высочество?

Он не отвечает. Молчит.

Все ясно. Он — в моей власти.

Недаром у меня родинка на левой щеке: это знак. Я умею нравиться мужчинам.

Андрей начал меня искать сразу же. Как чуял, интуитивный наш, что неладно со мной. Он стучал поначалу в номер. Да так, что сбежалась вся отельная прислуга.

— Синьор Андре, это нельзя, это нехорошо. Наша гостиница, наша репутация...

Не на того напали, господа. Андрею на вашу репутацию — плевать. Ему меня найти нужно. И звонили мне в номер, и чуть полицию не вызвали, насилу хозяин уговорил не делать этого.

Вот интересная штука: у них, если полиция побывала в отеле или в магазине, или в ресторане, — хозяин может свое заведение закрывать. Оно считается опасным. А у нас — наоборот. Чем больше милиции, тем спокойнее. До вечера Андрей просидел у моего номера. А на ночь глядя отправился в советское консульство.

— Пропала Кузнецова.

А в этих консульствах, надо сказать, такие прохиндеи и циники сидят. Все папины детки, золотая молодежь. У них свои проблемы — на машину накопить, на квартиру, на мебелишку, прикупить камешков и золота. Малина. Они свои зады от кресел отрывают только тогда, когда под этими задами гореть начинает. Вот и начали резину тянуть.

— А вам не кажется, что Кузнецова могла просто загулять по магазинам?

— Да не на что ей по магазинам! И в рестораны не на что!

— Может быть, гуляет по городу, молодые гондольеры, знаете ли, серенады, то, се...

Как Андрей им по сытым рожам не надавал — загадка.

— А вы не думаете, что она могла попросить политического убежища? Это же будет мировой скандал. Вся перестройка дегтем обмажется!

Вот тут только они зады от кресел поотрывали. Начали в полицию названивать, по другим своим каналам. Гэбэшника нашего вызвали, всыпали ему по первое число.

— Почему не уследил?

А бедный стукачок меня боится больше, чем своего грозного ведомства. Вот и выдвигает против меня страшное обвинение:

— Она слишком самостоятельная!

Тут началась боевая тревога. Итальянский МИД от меня открещивается — никакого политического убежища я не просила. Полиция знать ничего не знает, ни в каталажках, ни в больницах, ни в моргах меня нет.

Андрей мне рассказывал потом, что весь город на уши поставили. Ну, не знаю, верить ему или нет? Но суматоха началась нешуточная.

— Ее вообще нельзя было из страны выпускать! — кричит гэбэшник.

— Надо было за ней следить! — кричат папины детки.

— Если пропадет Кузнецова, я Михаилу Сергеевичу все расскажу! — грозится Андрей.