Жаклин Топаз - Любовное прозрение

— Какая-то часть моего существа ждет не дождется возвращения, чтобы увидеть, что поделывает Кетч Блейкли, — призналась Дженнифер, разогревая к обеду тушенку с только что сваренными макаронами, в то время как Ричард мыл посуду, оставшуюся грязной от завтрака. — А другая часть жаждет остаться здесь навсегда.

— Вот эту половину я и люблю, — сказал Ричард.

Этой ночью они снова занимались любовью, не так пылко, как днем, но зато с медленной и нежной страстью, которая заставляла каждую клеточку тела Дженнифер томиться от сладкой истомы.

Утром, уже в понедельник, она позвонила в офис, объяснила Бетти ситуацию и попросила к телефону мистера Бойтано.

— Это я, Дженнифер, — сказала она виновато, когда он взял трубку. — Знаете, Ричард решил дать показания в горах, в Биг Бэре, и здесь нас занесло снегом: в итоге мы не сможем выбраться отсюда по крайней мере до сегодняшнего вечера, Фрэнк Бердж тоже здесь, очевидно, в той же ситуации.

Ей показалось, что она видит нахмуренное лицо Гаррисона.

— Но завтра, надеюсь, вы вернетесь?

— Постараюсь, — заверила его она. — Бетти перенесет мои встречи, а в суде я, к счастью, не занята. Что-нибудь не так?

— Мистер Блейкли прозрачно намекнул о каком-то своем серьезном успехе в деле Алабамы, — сказал мистер Бойтано.

— Успехе? Чушь какая-то... У меня сложилось впечатление, что все и так сделано очень хорошо. Чем он еще мог отличиться?

— Боюсь, что ничем, — сказал босс. — Честно говоря, я не одобряю многих действий Блейкли, на которые Грейсон смотрит сквозь пальцы. Мы не телекомпания, каждое мероприятие должно обсуждаться старшими партнерами, а он себе позволяет... Впрочем, извините. Мне не следовало говорить так откровенно.

В этом был весь Гаррисон Бойтано. Осторожный, благоразумный, не желающий критиковать своих партнеров перед третьим лицом, особенно перед рядовым сотрудником.

— Есть какие-нибудь особые причины, по которым я должна завтра обязательно явиться?

— Мистер Блейкли в присущей ему детективной манере заявил, что во вторник будут сделаны какие-то разоблачительные заявления.

— Удивительно, — пробормотала она. — У меня такое чувство, что противники забили гол, а я даже не заметила, когда они перехватили мяч.

— Ладно, будем надеяться, ничего особенного не случится, — сказал Гаррисон; его голос внезапно изменился, и Дженнифер поняла, что в кабинет кто-то вошел. — Что ж, до завтра!

— Я спущусь с горы, даже если для этого мне придется ползти на четвереньках! — заверила она его и повесила трубку.

— В чем дело? — спросил Ричард.

Она вкратце объяснила ему.

— Интересно, что этому мерзкому типу удалось раскопать? — задумчиво произнес он, когда они сидели друг против друга за кухонным столом, вновь, как и накануне, попивая глинтвейн.

— Хотелось бы мне знать! — Дженнифер помешала палочкой стружки корицы в своем бокале. — Мы уже допросили всех бывших на вечеринке, включая бармена, — тех, кого вспомнил Монти. Но у нас, увы, не было списка официантов, и мы не могли всех отследить и допросить, чтобы не возникло и тени сомнения, что кто-то из них подавал ему спиртное.

— А ты мне говорила, — сказал Ричард, наставительно подняв палец, — что в разговоре со мной Кетч выказал себя полным идиотом.

— Верно. — Дженнифер улыбнулась, вспоминая. — Но зато у него существует сеть шпионов, которая сделала бы честь ФБР.

— Как же он ее создал?

— О, разными способами. — Она припомнила всякие намеки, подслушанные обрывки телефонных разговоров, беседы с завсегдатаями судов. — Есть куча пенсионеров, которые проводят большую часть времени в судах, посещая самые сенсационные процессы. Для них это своего рода хобби. Блейкли болтает с ними, дает им почувствовать себя значительными и просит сообщать ему, если они увидят или услышат что-нибудь скандально-интересное, связанное с различными известными фирмами и их делами.

— И?.. — поторопил ее Ричард.

— Иногда он подкидывает кое-какую информацию, не предназначенную для печати, репортерам. О нем говорят, что он даже охмуряет почтенных пожилых дам, назначает им свидания... Приглашает на обеды...

— Забавно... — заметил Ричард. — Своего рода недозволенные приемы?

— Да! — Дженнифер подперла подбородок ладонью. — Именно так, но, пока он не засветится с документами, которые для него не предназначены, его трудно схватить за руку. Но когда судьи это обнаружат, ему придется туго.

— С другой стороны, если он сам не проколется, то всегда будет на высоте, так ведь? — усмехнулся Ричард. — Может быть, тебе тоже стоит завести свою агентурную сеть?

— Для женщины это всегда труднее, — пожав плечами, ответила она. — Во-первых, судейские круги вообще не очень-то доверяют женщинам-юристам. И женщина вряд ли может пригласить судебного пристава пообедать... Во-вторых, я предпочитаю повышать свой профессионализм, а не тратить время на шпионские игры. И, наконец, — честно добавила она, — у меня просто нет тяги к интригам.

— Ты прелесть и умница! — с неподдельным восхищением произнес Ричард. — Ты строишь прочную репутацию на базе упорного труда и таланта, а в конце концов это себя окупит.

Дженнифер протянула руку и коснулась его плеча, довольная поддержкой и одновременно смущенная похвалой.

Через некоторое время вдоль дома двинулись снегоочистительные машины, и Ричард поехал в магазин, а Дженнифер решила кое-что простирнуть.

Долгое время она видела только отрицательное влияние брака на свою карьеру, думала Дженнифер, отделяя белое белье от цветного. И воображала, что Ричард ее полностью подавит. На самом деле все наоборот. Так чудесно иметь человека, которому можно поплакаться, к кому обратиться за советом и поддержкой. Возможно, и ему это стало необходимо?..

Прежде Ричард всегда изображал из себя полностью уверенного в себе человека, особенно когда речь шла о его работе, вспоминала она, засыпая порошок в стиральную машину. Ему не нужна была ничья помощь. Каждая из его книг была сплавом поисков, наблюдений, логики и... и страсти. Впрочем, может быть, это и сделало его работы такими популярными?..

С другой стороны, она в колледже даже и не помышляла о карьере. Да и потом, на юридическом, ее самооценка оставалась на невысоком уровне. Несмотря на усердную учебу и высокие оценки, ей всегда было очень трудно выступать публично, а тем более спорить с критически настроенной аудиторией.

Одно время она подумывала пойти в такую область юриспруденции, где не надо было бы выступать в суде. На это ее провоцировал один из профессоров, публично объявивший, что она трусиха.

А она и была трусихой, призналась себе Дженнифер, улыбаясь при звуке подъехавшей машины Ричарда. И сейчас еще порой ее душа замирала от страха. Но пока она не позволяла трусости управлять своей жизнью, это не имело значения.