Доминик де Ру - Долгожданное совращение

Уже поздно ночью они добрались до проспекта Бюжо и остановились перед домом 15. Анна попросила не шуметь, чтобы не разбудить консьержку.

— Если эта мегера проснется и увидит меня с тобой, она обязательно сообщит об этом хозяину. Боже, я представляю, какой будет скандал! Иди вперед, а я включу подсветку часов, чтобы не упасть в темноте. Ну, что стоишь, смелее!

Анна остановилась на втором этаже и, дважды повернув в замке ключ, открыла дверь. Впервые она решилась привести сюда почти незнакомого ей человека. Ради Ксавье она рисковала сейчас доверием хозяев. Молодой человек тоже немного нервничал.

— Ты уверена, что они не вернутся? — спросил он.

— Не беспокойся, они уехали, и мы здесь одни. Иди за мной. — И она потянула его за руку.

Анна привела его в библиотеку, где стоял широкий синий диван, а на полу лежали два ковра с причудливым узором, состоящим из каких-то экзотических растений. Она зажгла настольную лампу.

— Это китайские ковры? — сам не зная для чего, спросил Ксавье.

Она не знала. Они ей нравились потому, что их легко было чистить.

— Я сейчас приготовлю коктейль.

Она непременно хочет, чтобы я напился, подумал Ксавье, с интересом осматривая комнату. Лампа излучала приятный желтый свет, отражавшийся от переполнявших библиотеку хрустальных безделушек. Он машинально повернул вокруг оси бронзовую пепельницу в виде черепа, стоявшую на письменном столе, а потом, немного успокоившись, уселся на диван.

Сколько можно возиться, подумал он, опасаясь увидеть ее уже одетой совсем по-домашнему. Если она действительно появится в таком виде, я сразу же уйду, честное слово, решил он.

О своем появлении Анна предупредила звоном стеклянной посуды. В ее костюме ничего не изменилось.

— Я с трудом достала лед из холодильника. Как тебе эта комната? Но это только часть квартиры… Хирургический кабинет и вся медицинская аппаратура находятся в противоположном конце. Я сделаю тебе сейчас рентгеновский снимок, хочешь? Мне до смерти хочется посмотреть, какое у тебя сердце.

— А пока, — сказал Ксавье, — дай-ка мне бокал с твоим приворотным зельем, а то я скончаюсь от жажды. Какая жарища! Тут у твоего академика нет кондиционера? — Он расстегнул ворот.

Он сделал большой глоток и покачал стакан, звеня кусочками льда. Анна подошла, взяла из его рук стакан, а он, обняв девушку, повалился с ней на мягкий диван, приникнув губами к ее чувственному рту.

В этот момент на покрывало неожиданно прыгнула огромная кошка.

— Откуда взялось это мерзкое животное? — спросил Ксавье, раздосадованный внезапным вторжением. — Анна, я ненавижу кошек и с детства швыряю в них все, что попадается мне под руку, не веришь? Сейчас увидишь…

Анна поспешила успокоить его:

— Да ты посмотри, какая она прелестная! Это наша любимица, Жермена. К тому же это кошечка. Ты же не станешь обижать женщину, Ксавье?

Он ухмыльнулся.

— Выпроводи этого зверя за дверь. Я не позволю ей за нами подглядывать.

Анна ласково взяла кошку на руки и вынесла ее за дверь, приговаривая:

— Жермена, Жермена, моя маленькая девочка… — Потом она вернулась обратно и посмотрела Ксавье прямо в глаза: — В этом году у нее уже было трое котят. Скажи, а ты любишь детей?

Он растерялся и не знал, что ответить.

— Честно говоря, у меня нет намерений жениться.

— А я бы хотела иметь ребеночка, пусть даже у него не будет отца. Лишь бы не быть такой одинокой…

Ксавье пригладил волосы. То, о чем сейчас говорила Анна, его мало интересовало. У него не было определенного мнения по поводу того, надо или не надо заводить детей. В эту минуту он думал совсем о другом. Он снова попытался обнять девушку и стащить с нее футболку, но Анна отступила назад.

— Не спеши, дорогой. К чему так торопиться? Для начала погаси свет.

В комнате воцарился полумрак. Лишь тусклый свет фонаря проникал сюда с улицы через окно. Анна подошла к Ксавье, и он принялся ее раздевать. Она помогала ему, и по тому, как это делала, чувствовалось, что девушка уже хорошо изучила вкусы мужчин. Освободившись от трусиков, она ощутила его крепкие руки, скользящие по обнаженному телу. Он начал страстно целовать ее губы и смуглое нежное тело.

Какое-то время она позволяла ему наслаждаться так, как он этого хотел, а потом и сама начала свои ласки и языком, и губами, и пальцами. Эти жесты уже стали для нее настолько привычными, что она не считала их из ряда вон выходящими. Между тем порочность Анны так сильно поразила Ксавье, что даже вызвала у него отвращение. Почувствовав его настроение, она спросила:

— В чем дело, дорогой, я тебе не нравлюсь?

— Анна, я устал, мне пора возвращаться домой…

Если бы она стала просить его остаться, он бы, наверное, просто вышел из себя и грубо оттолкнул бы ее.

— Уже! — воскликнула она разочарованно.

Этот возглас, казалось, способен был ударить по самолюбию всякого мужчины, но на Ксавье он не произвел никакого впечатления. Он быстро оделся.

— Я ухожу, Анна. Прости, но я правда сегодня что-то не в форме. Давай как-нибудь созвонимся, хорошо? — Он написал на листочке свой телефон.

Она притянула его к себе, прежде чем открыть ему дверь.

— Ты на меня сердишься? — прошептала она. — Поцелуй меня еще хоть раз.

Он торопливо коснулся ее теплых губ, а потом, осторожно пройдя на цыпочках мимо храпевшей консьержки, вышел на улицу.

На небе сияли яркие звезды, а на душе было необычайно горько. Анна разочаровалась во мне и не захочет меня больше видеть. И будет права… подумал Ксавье, медленно шагая по улицам спящего города. Господи, какой же я дурак! Уйти от такой девушки… Нет, определенно, со мной не все в порядке.

Ксавье не смог удержаться от соблазна опять увидеть Доминик.

В ту ночь, уйдя от Анны, он долго бродил по безлюдным улицам ночного Парижа, пока наконец не добрался до бульвара Сен-Жермен. Почему-то теперь он думал только о Доминик и жаждал встречи с ней. Анна была забыта. Часто ночью во сне перед Ксавье возникал обворожительный облик мадемуазель Анисе, он просыпался и закуривал сигарету, чувствуя щемящую боль в сердце.

Однажды, проснувшись, он принялся писать ей письмо, боясь разговора по телефону, мучаясь от мысли, что он для нее один из многих. Ему ничего не оставалось, как только ждать ответа и надеяться. В пятницу консьержка, стукнув в дверь, принесла голубой конверт, аккуратно надписанный красивым почерком. С замиранием сердца он осмотрел его со всех сторон, не решаясь распечатать. На почтовом штемпеле было указано, что письмо отправлено в 11.30 с улицы Лекурб. Доминик сообщала:

«У меня нет определенных планов на этот выходной. В воскресенье примерно в три часа я буду у кафе «Распай». В два у меня деловая встреча, а в три я уже освобожусь. Мои родители уехали, и сейчас я совсем одна.