Тесс Стимсон - Цепь измен

Потом я обнимаю мать.

— Я знаю, это ты его уговорила, мам. Я, правда, буду осторожна. О Господи, как это все чудесно…

— Ну ладно, пора бежать. — Папа поднимается из-за стола. — У меня встреча.

Уходя, папа чмокает маму в щеку — еще месяц назад он бы этого не сделал. Он одаривает меня улыбкой, хотя глаза остаются печальными. У него вид побежденного. Впервые в жизни я задумываюсь, чего ему стоит эта семейная идиллия.

Я не маленький ребенок. Я не хочу, чтобы мои родители оставались вместе лишь ради меня. Я просто хочу, чтобы они оба были счастливы, чтобы я могла жить собственной жизнью, не беспокоясь о них.

Мама встает — нужно заварить чай.

— Иногда так легко забыть, какая тяжелая работа у твоего папы, — замечает она, глядя на него в кухонное окошко. — В последнее время он работает в таком напряжении. Джеймс Ноубл донимает его с прошлого лета, с тех самых пор как он отказал ему в возможности перекупить компанию. Однако битва еще не проиграна. Несколько основных клиентов все еще…

— Джеймс Ноубл? — перебиваю я.

— Извини, милая, сейчас объясню. Это человек, который и создает нам все трудности. — Она снимает крышку с чайника и заглядывает внутрь. — Несчастная жестянка выкипела. Лучше бы твой папа разрешил мне купить электрический.

У меня к горлу подступает комок.

— Мам, — с тревогой говорю я.

— Кейт? Дорогая, с тобой все в порядке? У тебя такой вид, словно ты привидение увидела…

Я встаю, отшвыривая стул. Он ударяется в буфет, в котором опрокидываются тарелки. Я ничего не замечаю.

— Джеймс Ноубл, — выдыхаю я. — Я знаю его. Это же отчим Дэна.

— Они подали на меня в суд?

— Мне так жаль, милая, — беспомощно лепечет Люси. — Я знаю, сколько усилий ты приложила, чтобы ее спасти. Они просто-напросто ищут виноватого, а ты — самая доступная цель. Уверена, тут нет ничего личного…

— Они считают, что я убила их ребенка! Как тут не может быть «ничего личного»?

Оттолкнув стул, я шагаю к окну, пытаясь осознать услышанное. Судебный иск! Да как Анна и Дин могут думать, что Хоуп умерла по моей вине? Я сделала все, что в моих силах, чтобы ее спасти! Я ни на секунду не отлучалась из больницы с того самого мига, как их дочь заболела. Будь она моим собственным ребенком, я не сделала бы большего.

Правда, я ведь и собственного ребенка не смогла спасти…

— Разве это моя вина? — выкрикиваю я, роясь на столе в поисках истории болезни Хоуп. — Ты же была там. Разве я что-то упустила, разве не сделала все необходимое?

— Довольно домыслов и сомнений, Элла! Ты вообще не должна быть на работе, не говоря уже о возне с бумагами. Отправляйся домой и отдыхай. — Люси отбирает у меня папку с именем Хоуп. — Может, Шоры и не дойдут до этого. В данный момент они в состоянии шока. Ты тоже, — мягко добавляет она. — Всего две недели назад ты сама потеряла ребенка, Элла. Посмотри на себя: ты же работаешь днем и ночью без перерыва, доводишь себя до истощения. Дай же себе время выплакаться.

Ну конечно, она полагает, что это был ребенок Джексона. На краткий миг, лежа на полу в гостиничном номере в Нью-Йорке, когда я поняла, что со мной происходит, я тоже так подумала. Но потом пришло яркое, отчетливое воспоминание: я стою в ванной у Уильяма в то утро, когда получила известие о смерти Джексона, и роюсь в сумке в поисках тампона, рассерженная, что месячные начались слишком рано; я еще не знаю, что через пару минут звонок по мобильному перевернет всю мою жизнь.

Даже когда боль выдавливала воздух у меня из легких, мозг не переставал бешено работать. Значит, это ребенок Уильяма!

Конечно, вазэктомия не дает стопроцентного результата. Не то чтобы это было совершенно невозможно. Но я вообще не должна была забеременеть: ведь я не глупая девочка-подросток, полагающаяся на авось. Я регулярно принимала таблетки, и все же… Кто бы мог подумать, что Уильям…

И вдруг я все вспомнила.

Ту ночь, когда Купер вошел в мою комнату и мы отымели друг друга во всех смыслах этого слова.

Я потеряла не Джексонова ребенка. Я потеряла ребенка его брата.

Люси подпрыгивает от неожиданности: дверь в кабинет резко распахивается.

— Думаю, вы должны видеть это, доктор Стюарт, — говорит дежурная медсестра, хватая с моего стола пульт и направляя его на плоский телевизор на стене. — «Скай» показывают это последние полчаса.

Я судорожно хватаюсь за край стола.

— О Господи, — с трудом выдыхаю я.

Анна Шор уставилась прямо в камеру, как будто знает, что я смотрю новости.

— Мы доверились людям, которые считаются лучшими специалистами в больнице Принцессы Юджинии, — надтреснутым голосом говорит она. — Мы доверили им нашу дочь. Нам обещали обеспечить ей наилучший уход. Вместо этого нашу дочь оставили умирать врачи, посчитавшие, что ее не стоит спасать. Для них она была лишь цифрой, ненужной затратой, без которой можно обойтись.

Мои ногти врезаются в ладони. Она же не думает — не может думать…

На экране Дин подступает к жене и обнимает ее; она поворачивается к нему и плачет, уткнувшись ему в плечо. Он, запинаясь, читает по бумажке:

— Надеемся, что Генеральный медицинский совет примет соответствующие дисциплинарные меры по снижению уровня халатности причастного к делу медперсонала, а также по усовершенствованию лечебной методики, с тем, чтобы в дальнейшем избегать столь трагических ошибок. Степень цивилизованности общества оценивается по тому, как оно заботится о своих наиболее уязвимых членах: самых младших, самых старших и людях с ограниченными возможностями. Другие родители не должны пройти через такие страдания, которые выпали на нашу долю.

Из дверей больницы появляется Ричард Ангел и выходит к микрофонам; тем временем репортер продолжает рассказ:

— Трест Принцессы Юджинии уже принес извинения семье Шор и сообщил, что по данному делу ведется расследование.

— Хотел бы немедленно принести свои извинения за моральный ущерб, причиненный мистеру и миссис Шор, — учтиво начинает Ангел. — Мы пока не получили официальной жалобы, однако как только мне стало известно о данном деле, мы начали внутреннее расследование, о ходе которого, несомненно, будем информировать.

— Вот как?! — восклицаю я. Ангел поворачивается на каблуках, прищелкивая пальцами. — И это все, что он может сказать? Никакого вотума доверия собственному персоналу?

— Это же просто официальное заявление, — смущенно лепечет Люси. — Уверена, он обеспечит тебе всю юридическую…

— Ты права! — холодно отрезаю я. — Надо бы мне пойти домой и немного передохнуть.

— Элла…

К горлу подступает ком; я захлопываю за собой дверь. Впервые осознаю, что судебное расследование ставит под угрозу не только мою работу и карьеру, но и дружбу, которой я дорожу больше всего. Люси много раз говорила, что верит в меня. Неужели и она считает меня виноватой? Неужели и по ее мнению я вовлекла в работу личную жизнь и совершила ошибку, которая стоила жизни моей крошечной пациентке?