Ли Майклс - Миллион в шкатулке

Брови Купера удивленно взлетели вверх.

— Думай, что ты говоришь, Ханна. Я ведь могу передумать и отказаться участвовать в этом фарсе.

— Думаю, ты уже предусмотрел возможный побочный эффект, — сказала Ханна. — Вероятно, это обстоятельство первым пришло тебе в голову: для женщин, которые тебя не интересуют, мое пребывание здесь будет серьезным препятствием. Держу пари, именно поэтому ты пригласил меня переехать к тебе. Но с другой стороны…

— И ты абсолютно уверена, что именно так я и думаю?

— Ты можешь встречаться с ними, не пропуская ни одной, приглашать их в любое время, делая вид, что все они — мои подруги и ты себя никак не компрометируешь.

— Ну, а что все они будут думать о тебе… о нас?

— Когда твои подружки будут приходить — я исчезаю, ты развлекаешься, зачем им что-то думать? Ну, теперь, когда мы все выяснили… — Тут Ханна вынула из кармана пакетик с чаем и помахала у него перед носом. — Когда я вернулась, грузчики собрали и унесли всю посуду. Можно мне согреть воды?

— Только обещай не выплескивать чай мне в лицо, — ввернул Купер. — А так, конечно, располагайся.

Ханна пыталась убедить Купера, что помощь ей не нужна, но он спустился вместе с ней за вещами.

— Это самое меньшее, что может сделать джентльмен для дамы, которая собирается переехать к нему жить, — сказал он, и Ханна решила не спорить — он явно провоцировал ее на грубость.

Грузчики уже ушли, и в пустых комнатах квартиры Айсобел гуляло гулкое эхо.

Без мебели комнаты обрели заброшенный вид. Только углубления на поверхности ковра напоминали о том, что там стояла мебель.

Купер вошел в гостиную.

— Здесь необходим основательный ремонт. Надо поставить мать в известность.

Ханна нахмурилась:

— А какое отношение она имеет к этой квартире?

— А кому, по-твоему, принадлежит теперь эта квартира?

— Только не твоей матери. Кен говорил о каком-то тресте или концерне.

— Он имел в виду семейный фонд.

— Вот черт! Надо было обменять Шкатулку влюбленных на эту квартиру.

— Ничего бы не получилось. Фонд — это дитя матери, а не мое. Я только сижу в правлении для вида. — Он хмуро огляделся. — Любовное гнездышко порядком обветшало с тех пор, когда я был здесь в последний раз.

Ханна даже споткнулась:

— Ты хочешь сказать, что бывал здесь раньше?

— Неужели ты думаешь, что Айсобел не воспользовалась преимуществом родных стен, когда мы пытались договориться насчет шкатулки?

— Она настояла, чтобы ты явился к ней? — Ханна мысленно представила эту сцену. — И что же? Усадила тебя в изящное маленькое кресло, напоила чаем с бутербродами?..

— Да ты что? Старуха была гораздо хитрее, чем ты себе представляешь. Она усадила меня в огромное кресло, налила мне шотландского виски с содовой и не без слезы в голосе и в глазах рассказала, как когда-то смешивала виски для моего деда.

Ханна зачарованно слушала.

— Знаешь, я бы не удивилась, если бы ты тогда подсыпал ей в бокал мышьяку.

— Виски было великолепным, — продолжал Купер. — Возраст нисколько не сказался на нем. Если, конечно, она говорила правду.

— И ты выпил?

Он удивился:

— Конечно. Шотландское виски не портится от долгого хранения. Кроме того, если бы я не выпил, она подумала бы, что я разгадал ее игру. Интересно, сохранилась ли эта бутылка? Если ее и в самом деле покупал мой дед…

— Ты поищи, а я тем временем соберу вещи.

Когда она вернулась в гостиную с чемоданами, Купер стоял к ней спиной, опершись о каминную доску. Помолчав, она наконец спросила:

— Что с тобой?

Он повернулся.

— Почему ты спрашиваешь?

— У тебя такой вид, словно тебе стало плохо. — Сказав это, Ханна поставила чемоданы к его ногам. Она заметила, что он пристально разглядывает фотографию на камине. — Это портрет твоего дедушки?

— Да, это Ирвинг в свои лучшие годы, — кивнул Купер.

— Ирвинг? Его так звали? Эта фотография стояла в серебряной рамочке на туалетном столике Айсобел. Хорошо, что грузчики не выкинули ее. Если хочешь…

— Это все твои вещи? — В его голосе прозвучало удивление.

— Это то, что я привезла с собой, когда переехала сюда. Остальное хранится на складе за городом.

Раньше Ханна никогда не разглядывала эту фотографию. Когда Айсобел просила принести ей из будуара помаду или духи, она любовалась искусно сделанной серебряной рамкой, но никогда не обращала внимания на лицо. Теперь же, вглядевшись в лицо человека, который был для Айсобел… кем? Любовью всей ее жизни или хорошей кормушкой?

Она нашла, что Купер похож на деда, хотя дед и не такой красивый, как внук. Но глаза, мощная челюсть и, пожалуй, все… Присмотревшись, она решила, что у деда хитрое лицо, чего не скажешь о Купере.

Ханна сунула фотографию в боковой карман чемодана и застегнула молнию. Ее надо забрать, странно, что об этом не подумал внук.

— Ты ничего больше не забыла? — окликнул ее Купер.

— Пожалуй, нет. Должно быть, уже очень поздно? — Ханна тянула время.

— Еще не поздно, но у тебя был трудный день. Пришлось пройти путь от наследницы до бездомной всего за несколько часов.

Ей стало неприятно.

— Сколько можно об этом говорить! Ты, должно быть, уже понял, что я никогда не рассчитывала на наследство от Айсобел.

Когда они добрались до пентхауса, он провел ее по длинному коридору в просторную гостиную.

— Думаю, что здесь есть все необходимое, — сказал Купер. — Если чего-то нет, в ванной есть шкаф для постельного белья.

Ханна отметила кружевное покрывало на кровати, пушистые подушки, шелковые занавеси и элегантный туалетный столик.

— Все говорит о том, что ты частенько принимаешь здесь ночных посетительниц.

— Неужели ты подумала, что гостьи такого сорта, на который ты намекаешь, когда-либо имели возможность видеть эту комнату?

Ханна усмехнулась:

— Я заслужила это… вместе с высокомерным тоном. — Она поставила коробку с документами на край туалетного столика.

Купер прислонился к двери.

— Моя спальня в противоположном конце.

— Спасибо за предупреждение. Я постараюсь не подходить близко.

— Это не предупреждение, — заверил ее Купер. — Мне просто показалось, что, если ты вдруг передумаешь и решишь все же спать со мной, с моей стороны было бы невежливо не сообщить тебе заранее, где меня искать.

Ханна вспыхнула:

— А как насчет твоего благопристойного заявления о том, что ты не хочешь связывать себя ни краткосрочной интрижкой, ни долговременными обязательствами?

— Нет, не забыл. Но я также не упомянул и о промежуточном варианте.

А я-то, наивная дурочка, поверила в его благородство.

— Вот ты напоминаешь мне о моем обещании не затаскивать тебя в постель с помощью хитрости… — Он явно наслаждался ситуацией. — Но я же не обещал тебе не делать этого с помощью убеждения?