Джудит О'Брэйди - Музыка тропического ливня

— Ты не представляешь, как я хочу тебя!

— Представляю. — Она тоже перешла на шепот. И почувствовала, что начала дрожать.

— А ты? — Кончик его языка ласкал мочку ее уха. — Ты хочешь меня?

— Да, — прошептали ее губы. — Ты же знаешь, что хочу.

Она хотела Джеймса больше всего на свете. Но ведь удовлетворение любовного желания сделает ее уязвимой. Ведь прежде чем лечь с ним в постель, она должна будет обнажить перед ним не только свое тело, но и душу. Ей никогда не удастся внушить себе, что акт любви — это лишь игра, которая заканчивается вместе с завершением физического контакта между партнерами.

Нет, отныне она не пойдет на сделку со своим характером, своей личностью. А ведь какие сокровища своей души она держала раньше под семью замками? Любовь, веру, верность? Но теперь с нее хватит! Долой замки! Теперь Линда не мыслила жизни без любви, веры и верности, которые она могла бы снова подарить, но уже другому мужчине.

Джеймс продолжал целовать ее, меж тем как его теплые, сильные руки проскользнули под свитер. Могла ли она верить ему? Что, если это опять ошибка? Что, если и этот человек окажется таким же шарлатаном и обманщиком, каким был Филипп? Ее тело напряглось.

— Я не предам тебя. — Его голос был нежным и чуточку сиплым. И чутье ее женского сердца подсказало, что мужчина говорил правду.

— Я действительно вызываю у тебя сильное вдохновение? — прошептала Линда.

— Да. — Его губы слегка коснулись ее щеки, и женщина поняла, что он улыбается.

— Тогда докажи мне это, — услышал Джеймс.

Джеймс начал раздевать ее. Он делал это без спешки, поглаживая, лаская ладонями тело женщины, которое обнажалось все больше и больше, по мере того как предметы ее туалета один за другим падали в кресло. Вслед за одеждой Линды в кресло полетела его собственная, и вскоре перед ними возникла целая горка живописно перемешавшихся одеяний. Мужчина и женщина, теперь совершенно голые, стояли рядом друг с другом, причем Линду слегка трясло. Но не от холода, а от захватывающей, диковинной необычности момента.

В тот вечер, когда Джеймс впервые увидел Линду обнаженной, он назвал ее красивой. Сейчас и она видела его нагим, и конечно же он тоже был красив. В мерцающем лунном свете, косо падавшем из окна, его сильное, мускулистое тело походило на греческую статую, и женщина не могла оторвать глаз от безукоризненных, четко очерченных линий живого шедевра. Джеймс обнял ее и властно притянул к себе. Их губы слились в поцелуе, и от его тела пахнуло жаром, как только она прильнула к нему. Ах, как прекрасен этот изначальный миг сближения! Вдруг Линда почувствовала слабость в коленях, голова ее закружилась, ноги стали подкашиваться. Тогда он уложил ее на кровать и, устроившись рядом, заглянул в глаза.

— Я хочу видеть твое лицо и прикасаться к тебе, — сказал Джеймс и, взяв ее руку, поцеловал каждый пальчик, а затем тыльную сторону запястья. Он начал медленно, томительно поглаживать кожу женщины, его ладонь с легкостью птичьего перышка скользила по ее щекам, шее, груди, животу.

Терпение Линды иссякало, ей становилось все труднее сдерживать себя. Тело ее затрепетало, изогнулось дугой, словно по нему покатились незримые упругие волны. Ей тоже захотелось прикоснуться к Джеймсу, почувствовать под рукой дрожь его тела, уловить кончиком языка вкус его кожи.

— Я тоже хочу притронуться к тебе, — прошептала она и повернулась к нему лицом. Указательным пальцем Линда провела по его резко очерченным губам, приложила ладонь к загорелой груди, покрытой короткими завитушками волос, а когда стала жадно, сладострастно целовать его, почувствовала, как легкая дрожь пробежала по телу мужчины.

Плотно прижавшись друг к другу, они не переставали лихорадочно целоваться, а их руки безостановочно гладить, изучать, ласкать все новые и новые участки распалявшейся человеческой плоти. О, какое это удивительное чувство, какое блаженство, когда тебя трогает мужчина! В объятиях Джеймса Линда просто ожила, она вся светилась и горела, каждая ее клеточка набухла и трепетала, как почка на весеннем ветру, перед тем как раскрыться. Тело молодой женщины стало плавно раскачиваться, ритмично изгибаться в такт вековой, первобытной музыки, которая зазвучала в неведомых глубинах ее существа и которая казалась ей чудом.

А в следующий миг его губы уже скользили по ее груди. Горячий язык Джеймса изощренно ласкал соски, пробуждая в возлюбленной все новые и новые дикие, необузданные желания. Из ее горла вырвался страстный вздох и тотчас как ответ на него раздался томительный стон мужчины, и для Линды время перестало существовать.

Чудо происходящего завораживало ее все больше и больше. Вдруг что-то будто оборвалось и под натиском чувств распахнулось в душе Линды. Она словно обрела невесомость и свободно взлетела вверх — это ощущение полета, парения вне времени и пространства было поразительным. Она отдавала себя во власть творимого волшебства со страстным желанием и искренней верой.

Такого магнетического влечения, такой неподдельной влюбленности Линда еще никогда не испытывала. Она полностью подчинилась гипнотическому обаянию Джеймса и в его объятиях сама себе казалась сокровищем, которым действительно дорожили. Ей хотелось отдаться ему, почувствовать его еще ближе, внутри себя, самым интимным образом, так, как того жаждет только влюбленная женщина.

Джеймс дышал медленно и неровно, его движения стали более порывистыми, менее сдержанными. Их руки и ноги переплелись, на коже выступили крапинки пота, а взаимное стремление насладиться друг другом приобрело все более откровенные и пылкие очертания. После каждого поцелуя, каждого прикосновения незримая электрическая дуга, возникшая между ними, накалялась еще больше, а неукротимый зов плоти неудержимо уносил их все дальше к сладостной бездне. Тело Линды пульсировало и дергалось, словно в ознобе. Она обхватила голову Джеймса обеими руками, стала судорожно ворошить его густые волосы; ее грудь, живот, бедра все сильнее льнули к нему в крутом изгибе; в какой-то момент женщина поняла, скорее, инстинктивно почувствовала, как волны клокочущей страсти захлестнули, размыли, снесли в ней последние островки рассудочности, и она потеряла всякое ощущение пространства и времени.

— Пожалуйста, ну пожалуйста, я прошу, — успела пробормотать Линда, и Джеймс тотчас опустился на нее сверху. В следующее мгновение они уже слились воедино в самом древнем и самом главном ритуале человечества: ритмическое действо этого ритуала вознесло их неведомой спирали на головокружительную высоту, закрутило в пенящемся гребне огромной океанской волны, которая на миг вдруг застыла в вышине, а затем яростно обрушилась на берег и окропила его миллионами брызг, золотом засверкавших на, солнце.