Мэри Смит - Непростой случай

Эдвин засмеялся.

— Мне нравится твой энтузиазм. Но, знаешь, я вовсе не удивлен.

— Не удивлен?

— Ты думаешь, я единственный человек в мире, который способен оценить твои таланты?

— Догадываюсь, что нет, — улыбнулась она. — Впрочем, как бы там ни было, я отказалась от этого предложения.

— Почему? — спросил он.

— Потому что у меня есть занятие получше — управлять усадьбой и готовить еду для пенсионеров и отдыхающих. — Через месяц усадьба должна была принять первых постояльцев.

— Ты уверена, что не пожалеешь о своем отказе?

— Конечно, уверена! Но все равно ужасно приятно иметь выбор!

Движение становилось все оживленнее, но Эдвин, не отрывая глаз от дороги, прикоснулся к ее руке.

— Я хочу только одного: чтобы ты была счастлива.

— Работа в усадьбе мне по душе, — откликнулась Долорес. — И я счастлива быть с тобой.

Она любила его, и жизнь казалась чудесной. Хотелось, чтобы так было всегда. Она не желала перемен.

Если бы только ее перестал пугать маленький чертик, прятавшийся в подсознании и шептавший, что все непременно изменится…

К великой радости Долорес, родственники Эдвина действительно оказались прекрасными людьми, встретили ее без всякого предубеждения, и в большой вилле на берегу лазурного Адриатического моря она почувствовала себя как дома. Это был великолепный дом с колоннами, прохладным мозаичным полом и просторными, полными воздуха комнатами. Долорес восхищалась чудесной старинной мебелью, роскошными восточными коврами и только что срезанными цветами, наполнявшими ароматом каждую комнату. Но важнее всего была здешняя атмосфера. Здесь жили веселые, счастливые и искренне любящие друг друга люди. Бабушка Эдвина, которую все называли просто Фанни, сказала Долорес, что любит молодежь и терпеть не может стариков с их вечными болячками. Судя по всему, у нее самой никаких болячек не было.

Среди множества великолепных картин Долорес обнаружила большую фотографию в деревянной рамке, на которой была запечатлена Фанни с двумя праправнуками на коленях. Разительный контраст старости и молодости. Глядя на фотографию, нельзя было не улыбнуться.

— Чудесно, — искренне сказала Долорес Эдвину. — Великолепный снимок.

— Верно, — согласился он.

— Она была такая талантливая, — со вздохом сказала невестка Эдвина Элла, стоявшая рядом с бокалом вина в руке. Эта высокая, рыжеволосая женщина с белой веснушчатой кожей и приветливой улыбкой ничем не напоминала итальянку. — И душа у нее была добрая и щедрая, — добавила она, не сводя глаз с группового портрета. — Я так и вижу ее с аппаратом в руках, подыскивающую нужный ракурс…

У Долорес пересохло во рту. За эти несколько дней имя Эммы звучало много раз. Говорили Лине, как она похожа на свою мать, вспоминали о том, что сказала или сделала покойная жена Эдвина. А сейчас эта фотография…

Почему это ее так ранило? Она ревновала Эдвина к его прошлому, стыдилась своего чувства и не хотела его испытывать.

Элла дружелюбно посмотрела на Долорес.

— Но все мы очень рады, что Эдвин нашел вас. — Она улыбнулась деверю. — Похоже, Долорес сделала тебя счастливым! Она тебе очень подходит.

Эдвин обнял Долорес за талию и ответил Элле улыбкой.

— Очень, очень подходит!

— Я ошибся, — сказал Эдвин. — Не следовало делать тебе предложение. — Он говорил как незнакомец, и голос его казался странно чужим. — Мы совершенно не подходим друг другу. Мне нужен кто-то другой.

Кто-то другой, кто-то другой… Маленький чертик, одетый в красное, плясал вокруг и смеялся.

Какой другой? — хотела спросить она, но язык ее не слушался. Тело пронзила мучительная боль. Она пыталась сказать, что любит его, но мешали слезы…

Когда она проснулась, лицо было мокрым. Вокруг стояла темнота, и на мгновение Долорес показалось, что она умерла от горя. Лишь потом она поняла, что лежит в постели рядом со спящим Эдвином, и страх тут же исчез, оставив после себя странное гнетущее чувство. Эдвин заворочался, повернулся на бок, потянулся к ней, привлек к себе и пробормотал что-то неразборчивое.

Она так и не заснула. Темнота сменилась рассветом: птичий хор славил новый день. Солнце наполняло комнату золотистым светом, проникая сквозь тонкие шторы, которыми было задернуто открытое окно. Она заставила себя забыть о голосе судьбы. В конце концов, это был всего лишь сон.

В тот день Эдвин повез ее на экскурсию. Стоял яркий солнечный день. Они осмотрели руины эпохи Древнего Рима, старый город с улицами, мощенными булыжником, и посетили рынок. Ей нравился вкус и запах свежего крестьянского хлеба и сыра.

Они поели на террасе ресторана, в тени огромных деревьев. После непременных фаршированных яиц, хрустящего хлеба, оливок, корнишонов и сыра последовало фирменное мясное блюдо, после которого они с трудом поднялись из-за стола.

— Это место — настоящий рай для любителей поесть. Пожалуй, я бы здесь, в Италии, пожила, — с тоскливым вздохом сказала Долорес, возвращаясь к машине.

— Я стараюсь привозить сюда детей хотя бы раз в год, — промолвил Эдвин, доставая из кармана ключи от машины. — Не хочу, чтобы они отрывались от своих корней и истории. А ты смогла бы выбираться сюда раз в год?

Он не мыслит без нее будущего… Долорес улыбнулась.

— Думаю, что смогла бы, — непринужденно ответила она.

Эдвин открыл дверцу и усадил ее в машину.

— Бабушка была бы рада, — сказал он, усаживаясь за баранку. — Фанни расхваливает тебя на все лады.

У Долорес вспотели ладони. Она знала гораздо больше! Лина радостно шепнула ей вчера вечером:

— Все считают, что папа должен жениться на вас. Соглашайтесь, Долорес!

На следующий день, вечером, они с Эдвином пошли прогуляться в сад, благоухавший жасмином и розами. Над морем висела полная луна, дул прохладный ветерок.

В дальнем конце сада скрывалась каменная лестница, которая вела на пляж. Они осторожно спустились по ступеням и сели на еще теплый песок. Эдвин обнял и поцеловал ее.

— Никак не мог дождаться момента, когда мы останемся одни, — прошептал он. Долорес обняла его за шею и вернула поцелуй. Как чудесно ощущать, что ее тело снова проснулось к жизни и чуть ли не поет от желания!

— Долорес…

— Гмм… да?

— Ты знаешь, что я люблю тебя?

— Да, милый, — прошептала она.

— А знаешь, чего я хочу больше всего на свете?

— Гмм… чего?

— Чтобы мы всегда были вместе. Хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты выйдешь за меня?

Она промолчала. Эдвин тут же отстранился и внимательно посмотрел на нее.

— О Господи, Долорес… — прошептал он. — Можно подумать, что я сделал тебе недостойное предложение.

— Извини. — Сердце колотилось, в висках пульсировала кровь.

Эдвин не заикался о свадьбе несколько месяцев. Долорес надеялась, что он привык к их отношениям и считает их вполне достаточными.