Сара Дэрринг - Узоры судьбы

Через полтора часа, когда все процедуры были закончены, а старик собственноручно вымыл стойло Лесли, когда ему была постелена свежая подстилка, мул впервые за последние сутки встал на ноги и потянулся мордой к Эйбел, которая не ожидала ничего подобного и не успела отскочить. Но Лесли и не собирался делать ничего плохого. Он лизнул ей руку и с достоинством направился к дверям.

Батл, не верящий своим собственным глазам, смущенно отводя взгляд в сторону, заявил, что им с Лесли необходимо погулять.

— Ты переупрямил своего мула, Ричард, — вздохнула мисс Тимонс.

— А мы не на состязаниях, — парировал Веджворт, к которому после того, как миновала опасность, нависшая над его любимцем, вернулось его обычное состояние непримиримости, делавшее его в сущности почти невыносимым.

Но жители окрестностей Уилкс-Баррс давно смирились с его нравом. Ему прощалось все по двум причинам. Во-первых, старожилы помнили, каким он был в молодости. Не случайно смелый, решительный Ричард Веджворт получил прозвище Батл. Он не только мог постоять за себя, но и защитить более слабого. Ну а сильные находили в нем достойного противника. Прозвище к нему так приросло, что теперь лишь немногие помнили его настоящее имя. Мисс Тимонс была в их числе.

Вторым смягчающим обстоятельством служила череда трагических событий, обрушившихся на несчастного Веджворта.

Для Эйбел Батл был прежде всего отцом Джейка. Как бы он себя ни вел теперь, после гибели сына, она знала, что, утратив его, старик потерял все. Жизнь для него превратилась в бессмысленную смену дней, ночей. Несмотря на словесные перепалки, бесконечно грубые выходки свекра, Эйбел постоянно ощущала, что их объединяет нечто большее, чем даже кровные узы. Она не обижалась на старика. Вот и теперь, когда за Батлом закрылась дверь, она произнесла вслух то, что всегда первым приходило ей в голову в связи с очередным «наездом» Батла, а поскольку они случались каждый божий день, то и сентенция эта стала для Эйбел как бы нормой отношения к Веджворту.

— Он стар, слаб, болен. Но кто знает, какими будем мы в его возрасте…

— И все-таки ты его балуешь. По-твоему выходит, что ему все позволено, — возразила мисс Тимонс.

— Нет, нет. Он все прекрасно понимает, что скандалы — форма протеста в конечном счете.

— Против чего? — удивилась старая учительница.

— Он не может смириться с тремя вещами — своей немощью, старостью Лесли и моим отъездом.

— Ты окончательно решилась?

Эйбел задумалась. Последние сутки внесли существенные коррективы в ее планы. Странно, что она даже не вспомнила, не рассказала Десмонду о своем намерении покинуть эти места навсегда. Она неопределенно покачала головой, потом, улыбнувшись, призналась:

— Появились новые обстоятельства, боюсь, что они крупно изменят не только мои планы на ближайшее будущее.

Мисс Тимонс внимательно слушала ее. Но Эйбел встала и пригласила ее в дом:

— Полагаю, Батлу мы больше не нужны. Нужно принять душ. Выпить чаю.

Женщины уютно расположились за овальным столом, стоявшим в кухне Эйбел, на котором в прозрачных чашках дымился янтарный ароматный чай.

— Вам с молоком? — обратилась Эйбел к своей гостье.

— Спасибо, нет, — задумчиво ответила та и в свою очередь спросила: — Ты представляешь, что будет со стариком, когда не станет Лесли?

— Вообразить невозможно.

— Вот я и говорю! Сейчас Батлом движет забота о муле. Все остальное — злоба, мстительность — средства защиты от реальности. Он сознательно культивирует их в себе.

— Что же делать, Речел?

— Как минимум позаботиться о рождественском подарке Батлу. Скажем, щенок или котенок, — посоветовала Эйбел умудренная опытом старая учительница.

Эйбел растерянно молчала. Она внезапно вспомнила свою мать. Как ни странно, они в чем-то схожи с Батлом. Да, оба одержимы. Ее мать была одержима ею… Каково ей было все эти годы? Чем заполнилась брешь, образовавшаяся после ее замужества.

Эйбел задумалась. Может, впервые в жизни она ощутила угрызения совести. Ведь именно она, любимая, обожаемая доченька, нанесла своим родителям удар, от которого они, как и Батл от своего, до сих пор не оправились. Чувство вины захлестнуло ее. На лице Эйбел появилось против ее воли выражение преступной пристыженности, которое не укрылось от острых глаз мисс Тимонс.

— Что с тобой, детка? — растерянно спросила она. — Я вовсе не хотела тебя напугать. И Батл должен будет как-то пережить. В конце концов, мул, может быть, еще год протянет.

Из глаз Эйбел хлынули слезы. В них было все: болезнь Стива, неясность их отношений, Батл и доживающий свой век Лесли, ощущение вины перед родителями. Она опустила голову на руки, лежащие на столе, и разрыдалась в голос.

Мисс Тимонс гладила ее вздрагивающие плечи, приговаривая:

— Успокойся! Тебе выдался трудный день. Все образуется, поверь мне…

Все-таки ничто не длится вечно: наконец рыдания перешли в отдельные всхлипывания, плечи и спина Эйбел больше не сотрясались. Она с усилием оторвала голову от рук и подняла ее. И перед мисс Тимонс предстала зареванная Эйбел.

— Все равно красивая, — сказала она, любуясь ярким светом, льющимся из глаз Эйбел.

— Простите, мисс Тимонс, — извинилась Эйбел, — мне неловко перед вами. Я не сумела сдержаться.

— А вот это лишнее, — строгим голосом прервала ее учительница. — Поплакать иногда полезно.

— Я знаю, что мне делать. Я приглашу моих родителей сюда на Рождество.

Лицо мисс Тимонс выразило крайнюю степень изумления.

— А… — потянула она звук, очевидно не зная, что сказать. Мисс Тимонс не могла уловить связи между их разговором о Батле и ее родителями. — Они ведь ни разу здесь не были, — нашлась она после некоторого молчания.

— Я сознательно держала их на расстоянии, за это мне нет, конечно же, прощения. Дело в том, что в детстве, юности я чувствовала себя чем-то вроде призовой лошадки, на которую были сделаны крупные ставки. Мне дали блестящее воспитание, меня готовили к оперной сцене, а я, если продолжить метафору, сошла с круга. Я не оправдала маминых чаяний…

— И что же теперь?

— Я подумала, что мои родители так же одиноки и несчастны, в сущности, как и Батл, несмотря на все сословные, социальные и прочие различия… Ведь они тоже потеряли дочь, в известном смысле конечно.

Мисс Тимонс помолчала.

— Знаешь, их приезд, может, ничего и не изменит.

— Да, это так, но постараюсь, чтобы они меня приняли такой, какая я есть. Ведь мне нужны они в той же степени, в какой я — им.

— Ты очень душевный и умный человек, Эйбел, а с годами ты станешь мудрой.

Эйбел улыбнулась собеседнице, впервые заметив, что у нее необыкновенные фиалковые глаза — глубокие, добрые и немного грустные.