Марион Леннокс - Двенадцать заветных желаний

Дом был огромным. Он изначально был большим, но прадед Мисти пристроил к нему еще несколько комнат, когда его сын — дедушка Мисти — женился. И в результате в доме оказалось две кухни и три гостиные. У Мисти было столько мебели, что ее хватило бы на обеспечение маленькой армии, и она предложила Нику выбрать то, что ему понравится.

С одобрения Бейли, Ник выбрал две кровати, два дивана, стол и стулья. Он выбрал платяной шкаф, кухонный буфет, кресла. Так много…

— Зачем вам такой большой дом? — удивленно спросил Бейли.

— Я пыталась сдать в аренду половину дома, но никто не захотел жить так далеко от города. Поэтому я закрыла эти комнаты, чтобы они не пылились.

— Но разве вам не страшно одной в пустом доме? — спросил Бейли.

— Но ведь у меня теперь есть сторожевая собака! Кетчуп нарушил мои планы, но теперь, раз он здесь, я буду использовать его.

— Вы хотели переехать в меньший дом? — спросил Ник, и Мисти укоризненно взглянула на него.

— Я сказала вам, что хочу юрту. Но у меня есть определенные обязательства. Вы выбрали мебель? Это все, что вы хотите? Если мы с этим покончили, то не выпить ли нам чаю?

— Неужели вы проголодались?

— А вы сомневаетесь в этом? Прошло четыре часа, как мы съели наши сэндвичи.

Четыре часа! Как быстро пролетело время! Они рисовали яхты. Осматривали мебель. И просто разговаривали.

— Мне хотелось бы устроить пикник на берегу моря, — сказал Ник, и образ корзинки с продуктами, накрытой клетчатой салфеткой, снова замаячил перед его глазами.

— В городе есть одно местечко, где готовят превосходную пиццу, — сказала Мисти. — И я договорюсь, чтобы ее доставили.

— Пицца… — с вожделением произнес Бейли, и уши Кетчупа попытались приподняться.

— Видимо, мы задели их за живое. — Мисти усмехнулась. — Я имею в виду пикник с пиццей. Как вы к этому отнесетесь, мистер Холт?

— Ник, — поправил он ее, и голос его был почти злым.

Ему пришлось три раза сходить от дома к ее любимому месту в песчаных дюнах, чтобы принести подушки, плед и еду, потому что Мисти держала на руках Кетчупа.

Они ели пиццу и угощали ею Кетчупа.

— У меня такое ощущение, что Кетчуп едал пиццу в своей прежней жизни. — Мисти с удовлетворением наблюдала за тем, как песик обгрызает края «Каприччио».

— Похоже, он будет хорошей собакой, — произнес Ник, но не очень уверенно.

Кетчуп и Бейли разлеглись на расстеленном пледе. Они играли в нежную собачье-мальчишескую игру: тыкались друг в друга носами, притрагивались пальцем к лапе, лапой — к пальцу, а затем снова тыкались носами. Они были поглощены друг другом. Бейли смеялся, и Кетчуп был явно доволен.

Вечер был теплым и тихим. Солнце медленно садилось за песчаные холмы, волны тихо шуршали по влажному песку. Начинался отлив. Низко над волнами летали кулички. С пронзительным писком они бросались на обнаженный песок, когда отходила волна, в поисках добычи.

Дом Мисти казался раем. Разве мужчина захочет искать приключения, когда у него есть такой дом? И такая женщина… Кажется, она была в ладу с самой собой, вполне довольна своим миром.

Мисти отличалась от Изабеллы. Такая женщина, как Мисти, не нуждалась в притоке адреналина, в рискованных и опасных приключениях.

Такая женщина…

— Почему вы до сих пор не завели собаку? — спросил Ник, и Мисти, перестав сминать коробки из-под пиццы, взглянула на Кетчупа. Глаза ее затуманились грустью.

— У нас было очень много собак.

— У кого «у нас»?

— У бабушки и у меня.

— Не у ваших родителей?

— Моя мать не жила с нами.

— Никогда?

— Она жила здесь до восемнадцати лет. Потом уехала, чтобы посмотреть мир, и появлялась здесь очень редко. Однажды она привезла меня сюда, еще очень маленькую. Ее приезд к бабушке был таким же коротким, но она оставила меня навсегда.

— Как ужасно…

— Разве? — Улыбнувшись, Мисти почесала спину Кетчупу, и песик зажмурил глаза от удовольствия. — Мне никогда не казалось это ужасным. Печальным, да, но не ужасным. Мы видели ее мир через ее открытки, которые она нам присылала, и это давало мне ощущение сопричастности к ее жизни. Разглядывая эти открытки, присланные из разных уголков планеты, я идентифицировала себя с нею. Я скучала по ней… Но я не была заброшена. Бабушка с дедушкой делали все для своей дочери, и они любили меня.

— Но ведь вы росли без мамы.

— Я любила моих стариков, а они любили меня, — сказала Мисти. — Думаю, что моя мать просто не была способна на это. Я не сразу это поняла. — Улыбка исчезла с ее лица. — Она не способна любить. И много потеряла в жизни. Любить — это прекрасно. Вот я, например, вчера полюбила Кетчупа. Меня очень легко растрогать. Пять лет назад у нас было четыре собаки. Последняя умерла полгода назад. Она похоронена возле клумбы с розами в бабушкином саду. А теперь сама бабушка… — Она замолчала. — Нет, бабушка жива! Только у нее было два инсульта. Сейчас она находится в доме для престарелых, а ведь ей всего семьдесят три года. Я думала… Когда с ней случился второй инсульт и наша последняя собака умерла, я думала… Ну, это не имеет значения, о чем я думала. И правильно, что я взяла себе другую собаку. Когда ты влюбляешься, разве у тебя есть выбор?

— Выбор есть всегда.

— Разве вы можете оставить Бейли?

— Как можно сравнивать собаку и…

— Любовь есть любовь, — просто сказала она. — Ты принимаешь ее там, где находишь.

А он сам где нашел свою любовь? Он думал, что нашел ее с Изабеллой. Но он тогда просто сошел с ума…

Бейли потянулся и зевнул. Солнце садилось за горизонт, небо быстро темнело.

Мисти задумчиво смотрела на куличков, круживших низко над берегом, и Ник подумал, какая же она спокойная женщина! И красивая. И чем больше он смотрел на нее, тем более убеждался в том, что она — потрясающе красивая.

И ему захотелось — нестерпимо захотелось — поцеловать ее.

Ее рука упиралась в плед всего лишь в нескольких сантиметрах от него. Разве он мог не прикоснуться к ней? Приподняв руку, Ник нежно провел пальцами по ее тонкому запястью, и она даже не вздрогнула. Кожа ее не была такой же шелковисто-нежной, как у Изабеллы. На ней было несколько шрамов. Линии жизни.

Мир вокруг них затих. Может быть…

— Нет, — сказала она и убрала руку.

— Нет?

— Любовный роман между родителем и его учительницей — это катастрофа, — сказала она.

Ник улыбнулся. Что происходит? Ему надо вернуться к непринужденному тону.

— Я рассказал вам об Изабелле, — произнес он с некоторым вызовом.

— Вы хотите, чтобы я рассказала о Роджере Прауди? О том, как он целовал меня за сараем, когда мне было восемь лет?

— Что?..

— Да, и поцелуй его был слюнявым.

«У нее было полно своих проблем — гораздо больше, чем у меня», — подумал Ник.