Дорис Смит - Огонь ласкает

В три часа включились первые неоновые лампы, видные из моего окна, к половине четвертого солнце уже село. Вчера в это время Брайан положил шоколадку на мою машинку. Следующей вехой были четыре часа. Это было время перерыва на чай.

Телефонный звонок застал меня врасплох.

— Саймон только что заходил, — сдавленным голосом произнесла Мария. — Все кончено.

— Если хотите, можете уйти. — Мистер Фоли проницательно посмотрел на меня, и, поскольку всю мою жизнь я убегала при первой же возможности, я поблагодарила его и надела пальто. Сегодня я убегала от вида Колледж-Грин в темноте, какой она была вчера вечером, и по иронии судьбы вышла на Колледж-Грин, какой она была, когда я последний раз уходила с работы рано. Тогда слабый свет фонарей и синее предвечернее небо возвещали Рождество. Рождество. Я стояла у фонтана и пыталась ни о чем не думать. Если бы я не пригласила Саймона, если бы мама не пригласила Кена, если бы в детской больнице не началась эпидемия кори… сказав или сделав даже пустяк, никогда не знаешь, к чему он приведет.

То есть все мы в каком-то смысле хранители своих братьев.

— О господи, — вслух произнесла я. Как из больницы известят о смерти по телефону? Нельзя же ждать, что они скажут: «Не вините себя. Это был очень дряхлый мотоцикл. У него никогда не работали нормально тормоза». Скорее всего, они вообще ничего ему не скажут без разрешения Саймона. Но завтра утром об этом будет написано в газетах.

Я повернулась и почти бегом направилась к остановке автобуса, идущего в Боллсбридж.

Миссис Винсент, собравшаяся домой, только закрыла за собой парадную дверь, когда я подошла к дому Кена. Она снова открыла ее передо мной и ушла.

В холле, белом с бледно-зеленым, было очень тихо, и эту тишину подчеркивало тиканье больших напольных часов. Я открыла ближайшую дверь, обнаружила за ней что-то вроде гостиной, отделанной в белых, голубых и бирюзовых тонах, она была пуста. Я закрыла дверь и подошла к следующей. Еще одна просторная комната со светлыми стенами и медно-красным ковром, в камине ярко горит огонь, перед камином черный кожаный диван. Из-за его высокой спинки едва виднеется темноволосая голова.

— Привет, — нерешительно сказала я и вошла; голова в изумлении повернулась в мою сторону.

— Кон! — Его лицо расплылось в сияющей улыбке. — Привет. Как здорово, что ты пришла.

Он явно еще ничего не знал.

— Ты спустилась по каминной трубе? — спросил он. Так же шутил Саймон, мне тяжело было отвечать.

— Нет. Я встретила на пороге миссис Винсент. Пожалуйста, не вставай, — добавила я, перейдя на «ты», когда он начал торопливо скидывать на пол разложенные на диване папки.

— Тут достаточно места. — И я села на пол у его ног. — Ты не должен работать, — упрекнула его я.

— Это позволяет мне отвлечься, — коротко ответил он. — Думаю, ты тоже не знаешь подробностей. Они все время говорят мне «без изменений».

В автобусе я подбадривала себя словами «пройди через это», но я не рассчитывала увидеть круги у него под глазами или то, что он явно был благодарен за то, что не пришлось вставать с дивана. На столе его ждал поднос с чаем, к которому он и не притронулся. Мне никогда еще не приходилось приносить плохие новости, и я смутно представляла, что делать дальше.

— И мне они больше ничего не сказали, как и всем на работе, — убедительно ответила я и посмотрела на поднос… ячменные лепешки, бутерброды с ветчиной и фруктовый пирог… если бы я могла заставить его сначала что-нибудь съесть…

За чаем он прочитал мне письмо от своей матери, полное рассказов про внуков. Самая младшая была очень застенчивая.

— Пошла не в мать, — заметил Кен. — Джанет всегда была боссом. Если бы она сейчас была здесь, то наверняка отчитала бы меня за то, что я разговариваю с набитым ртом. — Вдруг он отставил тарелку и радостно заявил: — Пора еще раз позвонить в больницу. Знаешь, у меня такое чувство, что теперь новости будут лучше.

Я автоматически поймала его за запястье.

— Нет, не надо! — выпалила я, забыв про свои тактические хитрости.

Его лицо резко изменилось, глаза расширились, казалось, даже нос и губы стали тоньше.

— Ты хочешь сказать…

— Да.

— Когда?

— Около половины четвертого. Мария позвонила мне. Я не хотела говорить тебе, пока ты не поешь.

Сначала я подумала, что он не слышал меня, потому что он не пошевелился и молчал. Я не знала, что он видит, полусидя-полулежа на диване. Но мне казалось, что он видит то же самое, что и я видела каждый раз, закрывая глаза. Казалось, прошла вечность, прежде чем он пошевелился — он вдруг перевернулся так, что оказался ко мне спиной, уткнувшись лицом в руку.

— Хранители своих братьев — я сам говорил это за полчаса до случившегося…

— Не надо, — сказала я.

Я сидела на диване, голова и плечи Кена лежали у меня на коленях. Я села рядом с ним, не в силах больше смотреть на его неподвижную фигуру. Внутри меня шептали голоса… давай, зачем же ты пришла?.. он не против тебя…

Он не был против, я знала это. С той ночи на корабле я была младшей сестрой, спасательным кругом. Не знаю почему. Но он не будет против. Я дотронулась до него, сначала нерешительно, а потом, как тогда во время шторма, это стало так же просто, как успокаивать Линду или Марию.

— Это была не твоя вина, ты не должен брать ее на себя. Я этого не допущу.

Он повернулся под моими руками, послушный, как ребенок, и вот он лежит, прижавшись ко мне, такой оцепеневший, что мне показалось, будто он больше никогда не заговорит.

— Тебя спровоцировали, — подчеркнула я.

Он взглянул на меня. «Если бы он мог оказаться на моем месте, — с жалостью подумала я, — хотя бы на пять минут, он мог хотя бы выплакаться».

— О да, конечно. Я не смог стерпеть, что из меня делает посмешище девятнадцатилетний мальчик.

— Нет, нет, Кен. Он первый тебя ударил. — Я прижала руки к его груди. — И его мотоцикл почти разваливался на части. Это могло случиться в любое время.

— Я виноват в том, что это случилось именно тогда.

— И я.

— Ты?

— Я должна была сказать «да» или «нет». Я сказала и то и другое. Он не знал, что я имела в виду.

— О Констанс! — Обычно четкий голос звучал неотчетливо, две большие ладони накрыли мои руки. Это была странная ситуация — он хотел, чтобы я была Фионой, а я — чтобы он был Саймоном.

Я шла по проходу за отцом и Марией, в моих ушах все еще звучали слова гимна:

Отведи домой эту заблудшую овцу, ибо Ты искал ее,

Сохрани в безопасности эту душу,

ибо Ты заплатил за нее.

В церковном дворе Кен, стоявший рядом с мистером Праттом и мистером Фоли, подошел к нам.

— Ужасное происшествие, — заметил мой отец. — А ведь этого так легко было избежать.

Я затаила дыхание.