Лиз Ивинг - Такая нежная любовь

Это утро, когда она проснулась, было самым печальным в ее жизни. Впрочем, погода была предгрозовой — серо и тягостно, под стать ее настроению. У нее не было желания встречаться с Брюсом на кухне, поэтому она решила оставаться в постели до его ухода. Только Бобби, совсем еще заспанный, напомнил ей о времени.

— Почему ты не спишь в своей комнате? — сразу же спросил он.

— Потому что мне захотелось попробовать эту кровать.

Ребенок казался удивленным таким неожиданным ответом, но не дал себя легко увести от того, что его действительно занимало.

— А почему ты не пробуешь ее вместе с папой?

Она взяла его на руки.

— Папе нужно было выспаться, — сказала она. — Поэтому я пришла попробовать ее одна.

— Ты не спала?

— Спала. И очень хорошо.

— Надо было рассказать об этом папе. Он ушел, не дождавшись твоего ответа.

— Папа ушел?

— О да! Уже по крайней мере с час!

Часы показывали половину восьмого. Если дети не собирались опаздывать, то ей надо было поторопиться приготовить им завтрак. Она спустилась на кухню, которую нашла в безупречном порядке: Брюс даже не выпил своей обычной чашки кофе.

Значит, он исчез как можно быстрее, естественно, крайне взвинченный вчерашней сценой.

Молодая женщина присела на стул в полном недоумении. Ну что с ними случилось, с ними обоими? Неужели было достаточно одного не подкрепленного фактами подозрения, чтобы поколебать их супружескую жизнь? Она решительно не могла позволить вот так разбить их отношения, не испытав всех средств до последнего, чтобы их восстановить.

Она потратит столько времени, сколько нужно, чтобы подготовиться к тому, что ей надо было сказать, но поговорит с Брюсом. В том положении, в котором они оказались, было лучше все что угодно, лишь бы не это подозрительное молчание, неотвратимо разъединявшее их.

Почувствовав уверенность после такого решения, она приготовила еду для детей, которую на этот раз разделила вместе с ними.

Отведя Нэнси в школу, она принялась размышлять над тем, как лучше представить свои откровения Брюсу. Если она действительно хотела, чтобы ее поняли, надо было бы начать с самого начала, когда молодой наивной студенткой она позволила обаянию богатого молодого человека ослепить себя. По сути в ее истории со Стефеном не было ничего экстраординарного, так что она невольно спрашивала себя, отчего она ни разу не упомянула об этом при Брюсе.

Может быть, это было связано с тем, что та, старая рана плохо зарубцевалась, и она пыталась забыться, заглушая свою боль, вместо того чтобы дать времени притупить ее? Желая уж слишком забыться, она таким образом пришла к тому, что полностью забросила себя вплоть до того, что больше и не притрагивалась к кисти, и это она-то, которой все ее окружение пророчило столь блестящее творческое будущее. Она захотела стать другой, подавить в себе свое прошлое, вместо того чтобы извлечь из него для себя урок.

В удрученном состоянии она остановилась перед своим магазинчиком. Как объяснить мужу, что она обожает его, но до настоящего момента не была сама собой?

Отныне Стефен был исключен из ее переживаний, он послужил лишь пробным камнем, так что не составило бы труда убедить Брюса в том, что Фицджеральд относится лишь к разряду ошибок молодости.

Однако действительность оказалась куда более мучительно тягостной: она создала из себя некий образ, который знали ее дети и муж, а сама была не в силах бесконечно оставаться в нем. И как на месте Брюса не прийти к выводу, что она точно так же делала вид, будто любит его?

«Но это была ложь!» — страстно кричал внутренний голос. Она любила Брюса, любила своих детей. Она держалась за них больше, чем за все остальное, но разве нельзя было их любить, снова став самой собой?

Она машинально открыла магазин и переоделась, не обращая ни на что внимания. Так же совершенно механически поставила кипятиться воду для чая.

Она доставала чашки, когда вошла Кэтлин.

— Здравствуй, уважаемая моя! — сказала та, целуя ее в лоб. — Ты читала сегодняшнюю газету?

— Нет еще, — пробормотала Черил. — Что там пишут такого сверхъестественного?

— Посмотри.

Она с победоносным видом развернула внутреннюю газетную страницу, где красовался портрет Стефена в полный рост.

Первой реакцией Черил было то, что она, как обычно, нашла его красивым, но бессодержательным. Как могла она хоть на секунду сравнить его с Брюсом, буквально излучавшим спокойную уверенность?

— Не хочешь мне почитать? — спросила она шотландку. — А я пока займусь чаем.

Поскольку подруга не оставила бы ее в покое, не прокомментировав статью во всех подробностях, то таким способом Черил надеялась выиграть для себя немного времени.

— Я этого и ожидала, — начала Кэтлин, — он выдвигает официальное опровержение всех обвинений в свой адрес и, в частности, в том, что он бросил свою семью.

Черил навострила уши.

— Вот как? И как же он это делает? Он все же не станет утверждать, что никогда не был женат!

— Успокойся, все, что он описывает, выглядит весьма правдоподобно.

Речь шла об эксклюзивном интервью, в ходе которого он вспоминал «первый и последний раз» о своем прошлом.

— Представь себе, что это не он бросил свою жену, а наоборот!

— Он не боится выглядеть смешным!

— В данном случае я думаю, что за его честность ему воздастся. Он не приводит имени своей жены, но ни для кого не составит труда проверить его. Похоже, он женился на богатой наследнице, которая, родив ему двух детей, потребовала развода и получила право оставить у себя своих девочек без разрешения на их посещение для отца.

— Это серьезно. Что же он натворил, чтобы заслужить подобное наказание?

— Как он говорит, ничего. Он утверждает, что попал в ловушку из-за своей неосторожности и по неопытности.

— Как это?

— Его жена была богачка, она заплатила адвокатам, чтобы они помогли ей избавиться от него.

— И ты веришь, что публика прислушается к подобным басням?

— Нет, ты лучше послушай: «Я был молод, не умел постоять за себя, с тех пор я научился этому, но, к сожалению, слишком поздно. Я надеюсь, что однажды мои дети захотят узнать о своем отце. В какой-то степени из-за них я включился в эту избирательную кампанию».

Черил вновь взглянула на фотографию: безупречно одетый мужчина, немного сурового вида, с горестными складками у рта. Она уже как-то обратила на них внимание и теперь могла объяснить их появление.

Она в задумчивости закрыла газету, не в силах сдержать порыва жалости: ведь он должен был так страдать, не считая его мучений и унижения! С этого момента она могла понять, какую горечь испытывал он.

С одной стороны, она лишь еще больше сожалела о том, что отсутствовала в тот момент, когда он, наверное, так сильно нуждался в ней. Переживая наиболее остро свое горе, он пришел просить у нее помощи, а узнал, что здесь ее больше нет и что она вышла замуж за другого. Это она-то, та, что несколько месяцев тому назад так оплакивала их разрыв! Как же жестоко умеет жизнь подчас насмехаться над нами!