Филис Хаусман - Всему свое время

Когда всеобщее напряжение спало, Бет осмотрелась и начала подумывать о собственном ночлеге. То же самое делали и Дана с Филом. Разбивая свою палатку на краю лагеря, Фил устроил целое представление. Он демонстративно ставил ее там же, где раскидывала свой шатер Дана.

Бет вздохнула. Может, стоит поговорить с Филом, когда он немного поостынет? Неплохо бы сохранить с ним дружеские отношения. Все-таки он лучший из тех, с кем она встречалась. С другими у нее никогда не было достаточно теплых отношений, так, пустая болтовня, не больше, а с Филом… Обернувшись на него, Бет вдруг подумала, а что, если он никогда больше не захочет разговаривать с ней?

Подошла Грейс, взяла спальный мешок, улыбнулась и сказала:

— Знаешь, Бет, за Стью надо бы присмотреть, мало ли… Так что увидимся утром.

— Спокойной ночи, Грейс. Если что понадобится, сразу зови меня.

Когда Грейс вошла в большую палатку геологов, Джошуа, видя, что она бросила спальный мешок на пол, предложил ей складную кровать.

— Ох, Джош, никакой необходимости, — тихо проговорила она, оглянувшись на Стюарта Хантера, который уже дремал. — Я сегодня вряд ли усну. Устроюсь вот тут, на стуле, здесь очень удобно.

— Мне, кажется, тоже не удастся заснуть, — отозвался Джошуа, явно собираясь покинуть палатку.

— Может статься, это не мое дело, Джошуа, — решилась Грейс, — но… Нет, черт возьми, это мое дело! Бет моя подруга, мне не хотелось бы, чтобы она страдала, хватит с нее того, что она уже пережила.

— Грейс, поверьте, я тоже не жажду ее страданий…

— Да нет, я не имела в виду вас и… Я говорю о прошлом, о тех годах, когда она перенесла столько горя от неразделенной любви.

— Неразделенная любовь? Она увлеклась кем-то, кто… кто воспользовался ее доверчивостью? Какой-нибудь женатый хлыщ, который соблазнил ее и…

— Джошуа, остановитесь. С Бет ничего подобного не было. Она и вообще никем всерьез не увлекалась. Речь идет о ее семействе, о родителях и сестрах. Мать и отец всегда относились к ней как к существу, родившемуся исключительно по недосмотру. Она вечно их всех раздражала, хотя в институте ею гордились как лучшей студенткой. Но когда она отказалась изучать изящные искусства, они перестали платить за ее обучение, жилье и питание. Почти перестали признавать ее. Ох, ей пришлось нелегко, она сама платила за учебу, крутилась между двумя работами, но институт закончила. Потому, кстати, она и защитила докторскую только теперь. И знаете, ни ее родители, ни сестры не пришли на торжественную церемонию по этому случаю. Ни одна из сестер — как их там? Флопси, Попси, Бобси?.. Ни одна! Да и вообще, представьте себе, если у вас хватит фантазии такое представить, — эти белокурые коровы годами внушали лучшей из них, то есть Бет, что она сущий выродок, никому не нужный недомерок и все в этом роде.

— Боже! Бет не должна была относиться к этому серьезно. Почему, с какой стати она…

— Да, я понимаю, — мягко прервала его Грейс, и ее зеленые глаза увлажнились. — Я понимаю ваше возмущение и разделяю его. Может быть, взрослый человек так и отнесся бы к подобным поношениям, но она была ребенком, с детства ее пинали, так что ей и до сих пор, возможно, не совсем удалось избавиться от комплекса гадкого утенка, хотя она и превратилась в прекрасного лебедя. Знаете, люди ломаются и от меньшего. Ей удалось как-то с этим справиться, относиться к этому с юмором, но все же такое не проходит даром. Вот почему я и посвятила вас в грустную историю ее детства. Так что, пожалуйста, прошу вас, не причиняйте ей боли.

— Нет, Грейс, не беспокойтесь, боли я ей не причиню, — сказал Джошуа, а про себя добавил: потому, что завтра я увижу ее последний раз, и больше мы никогда не встретимся.

Чувствуя, что уснуть быстро не удастся, Бет вышла из палатки и направилась к кухне сварить себе чашку свежего кофе. И когда в сернисто-пепельный воздух начала просачиваться струя чудного кофейного аромата, из палатки Хантеров вышел Джошуа и медленно подошел к ней.

— Как он? — спросила Бет, наливая кофе и ему.

— Даст Бог, все обойдется. Я только злюсь, что он слишком шустро принялся выступать перед Грейс, демонстрируя свои силы, нагрузился как верблюд… Вот чуть было и не схватил инфаркт. Но сейчас сердце бьется почти нормально. Завтра утром, думаю, встанет как ни в чем не бывало, если, конечно, не попытается сегодня ночью еще чем-нибудь героическим впечатлить даму сердца.

Бет улыбнулась шутке, но больше потому, что почувствовала облегчение, ибо тревожилась о Стюарте.

— А вы, Бетти, почему до сих пор не отдыхаете?

— Не спится что-то. И потом, кто бы вам подал кофе? Вы ведь, должно быть, утомлены, силы ваши после таких переходов на пределе.

— Что правда, то правда, — сказал он, напрягая гудящие от усталости мышцы и усаживаясь рядом с ней. — Как ваши боевые раны? Не беспокоят? — Он потянулся к ней и осторожно начал снимать бинты с ее локтей. — Выглядит удовлетворительно. Инфекции нам удалось избежать, уже наметились корочки. Если вы не слишком будете стараться содрать их до срока, то даже шрамов не останется.

Его смеющиеся глаза остановились на ее лице, а пальцы скользнули от локтей к ладоням, оставив, как ей показалось, на коже десять огненных полосок.

Да уж, на теле шрамов не останется. А вот на душе — это еще вопрос… подумала она, когда он сжал ее ладони, будто не замечая слабого, но все же сопротивления.

Боковым зрением Бет заметила какое-то движение, повернула голову и увидела Фила, выходящего из своей палатки. Она выдернула руки из ладоней Джошуа, но слишком поздно. Филипп, бросив взгляд в их сторону, увидел парочку в свете фонаря, стоящего на столе, и вновь скрылся в палатке.

Бет встала, собираясь пойти к себе, но Джошуа вдруг оказался у нее на пути, обнял и прижал к своей широкой груди. Так они стояли, и его сердце гулко билось прямо под ее ухом.

— Бетти, почему вы не освободите его? Снимите его с крючка, пусть плывет себе, куда хочет.

— С крючка?..

Она тихо застонала, не в силах возразить… Было одно: его горячие руки, нежно прижимающие ее, и то напряжение, которое электрическим током пронизывало обоих. Она вдруг страшно перепугалась. Кого она боится? Его?.. Нет, больше всего — себя. А он, будто почувствовав что-то, вздохнул, потрепал ее по мягким кудряшкам и выпустил из объятий.

— Идите спать, Бет. Вы выглядите усталой. Если понадобится какая помощь, я обязательно разбужу вас, обещаю.

Бет, не дожидаясь больше никаких слов, повернулась и пошла к своей палатке. В голове у нее опять творилось то же, что накануне, в их прежнем лагере. Надо что-то решать. Надо что-то решать. Что решать? Господи! Во что превратилась ее жизнь? И что с нею будет дальше?

Проснулась она рано, еще и солнце не встало, хотя ночная мгла уже рассеялась. Странное сновидение: явилась высокая белокурая женщина, пыталась сказать что-то важное, и все это так тревожно, скорее кошмар, нежели обычный сон. Самым пугающим казалось то, что у гостьи было лицо совершенно конкретной женщины, лицо запоминающееся, но раньше никогда не виденное ею. Бет подумала, что в кошмарах самое страшное не какие-то ужасы, а точность деталей. А почему, кто знает… Выбравшись из спального мешка, она сразу окунулась в облако пепельной пыли, впервые пробравшейся в палатку в таких количествах, и это вернуло ее к действительности. Значит, положение ухудшилось.