Бетти Бити - Очарованная легендой

Постепенно ужас и напряжение последних часов отступали.

Ужас не ожидания на выступе с Петизо, когда я гадала, найдет ли нас кто, но наоборот — когда спасение пришло. Моя память об этом долгом мучительном часе искажена ужасом и отчаянием. Помню лишь, что искусала губу до крови, чтобы сдержать истерический крик, когда Джеймс начал мучительный спуск на веревке, медленно двигаясь по зубчатому утесу, раскачиваясь, как мы несколько часов тому назад.

За исключением того, что теперь было темно и его направляли только бледное мерцание последней кромки луны и свет моего фонарика.

Я не знала, как он закрепил веревку и есть ли у него помощники, и все хотела крикнуть, чтобы он возвращался и оставил нас до утра.

Я не переставала думать, как делают все в моменты напряжения, что никогда не решалась сказать, что люблю его. Знаю, что в один момент я так боялась за него, что закрыла глаза. И в следующий момент послышалось скольжение, раздался глухой стук, шорох, вниз с треском полетел очередной кусок этой ужасной крошащейся скалы, а затем, словно мираж, ощущение сильных теплых рук.

— С тобой все хорошо, любимая? Ты цела, любовь моя?

На этот раз в голосе первого секретаря послышалась нотка страха. Я сумела только кивнуть. Мне хотелось, чтобы он продолжал спрашивать меня и называть любимой. Я хотела снова услышать нестерпимую тревогу в его спокойном голосе.

Когда я открыла рот, то собиралась только сказать спасибо. Но произнесла не слова благодарности. Они выражали то, что я чувствовала в первую очередь.

— Я бы не вынесла, — запинаясь, произнесла я, — если бы с вами что-то случилось. Если бы вы упали.

Джеймс Фицджеральд бросил на меня проницательный взгляд. Он, очевидно, заметил слезы, которые я пыталась вытереть пальцами.

Он начал обращаться со мной, как с полубезумным от испуга ребенком, хотя на самом деле я никогда не чувствовала большего спокойствия и уверенности в том, что действительно было важно в моей жизни.

Первый секретарь выдавил улыбку и после вопроса о Петизо сказал, что, вероятно, я почувствую себя по-другому, как только мы окажемся в безопасности.

До этого было еще долго. Петизо не соглашался на ужасающий подъем без Джеймса. Забывая о сланце, я ходила взад-вперед по узкому выступу, сжав кулаки так, что мои ногти вонзались в ладони. Я помню, как вытирала слезы костяшками пальцев, затем услышала удивительный вой Петизо, на этот раз с торжествующими нотами, и ответ того далекого слушателя в какой-то отдаленной деревне. Они благополучно достигли вершины. Но, казалось, прошли часы, прежде чем Джеймс вернулся снова, и на сей раз он не обнял меня.

Он просто сказал, в точности как школьный учитель:

— Как у тебя с гимнастикой, Мадлен?

Успокаивающие, антисептические, неромантичные слова!

— Очень неплохо.

— Ладно, тогда ты знаешь, как захватить веревку. Лезь. Я за тобой. Ты достаточно легкая, чтобы веревка выдержала нас обоих.

Возможно, он все еще думал, что я истеричка, неспособная двинуться от страха, холода и головокружения. И он собирался попытаться поймать меня, если я упаду.

Думаю, во время этого мучительного поиска точек опоры мой разум находился в состоянии, которое называют благословенной пустотой. Или присутствие Джеймса лишило подъем значительной части ужаса, потому что я почти ничего не помню.

Зато отчетливо помню, как оказалась в безопасности и наконец встала на каменистой вершине утеса. Помню ночной небосвод над нами, хрупкое мерцание лунного света. Помню выражение лица Джеймса, когда он взял меня за плечи и тихо проговорил:

— Ты в безопасности. Я люблю тебя, Мадлен.

Я спрятала лицо на его груди, но он поднял мой подбородок и посмотрел в глаза, терпеливо ожидая, что я скажу ему слова, которые сделают любое место волшебным.

— Я люблю тебя, Джеймс, — прошептала я.

Потом я почувствовала прикосновение его губ. Его руки обняли меня, поднимая с земли, пока я целовала его в ответ. Еще раз я испытала ту незабываемую сладость вечера в гасиенде. Мне показалось, что мои кости растаяли. Я почувствовала слабость.

— Но я всегда любил тебя, — сказал Джеймс, когда отпустил меня.

— Не всегда.

— Всегда. С того момента, как впервые увидел на руке дона Рамона. — Он поднял мой подбородок снова. — И ты должна научиться не противоречить своему jefe. Петизо только что сказал мне… — Он оглянулся.

Но, истощенный напряжением последних часов, Петизо свернулся на подстилке изо мха под пальто Джеймса и крепко спал.

Ой не проснулся, даже когда Джеймс нес его в «лендровер». Я раскрыла створки дверей и оглянулась на него. На маленьком лице застыло удовлетворенное выражение.

— Что тебе сказал Петизо? — спросила я Джеймса и встретила в ответ взгляд такой нежности, что мне стали не нужны слова для доказательства его любви.

— Достаточно, — с улыбкой ответил он.

Я рассказала ему о нашем пикнике, прабабушке Петизо и попытках мальчугана разобраться в различиях между jefe и esposo.

— Видишь ли, тогда я не знала, что ты меня любишь, — закончила я.

— Как невнимательно, — протянул Джеймс в своей обычной манере первого секретаря. — Разве ты не заметила мой особый интерес к твоим делам?

— Ты поэтому узнал, что мы пропали?

— Случайно прогуливался у остановки, чтобы встретить ваш автобус.

— И затем поехал искать нас.

Я была растрогана. Я посмотрела на свои исцарапанные руки и вздрогнула.

— Не думала, что нас вообще найдут.

— Искал бы, пока не нашел. — Это была простая констатация факта. Затем насмешливо: — Я примерно знал, куда ехать, — слава всеобщему подчинению правилам.

— Зов Петизо, — пробормотала я.

— Набор номера 911, — улыбнулся Джеймс.

— Или сумеречный лай.

— Способу тысячи лет. И они воют только в момент опасности.

Мы молча обдумывали этот странный способ связи.

— Но, — тихо сказал Джеймс, — есть много способов связи без слов. — Он запечатлел на моей щеке быстрый поцелуй. — Этот, например. Я думал, что все сказал тогда в гасиенде — и ты сказала мне. Пока, — добавил он сухо, — не назвала меня доном Рамоном.

— Но ты всегда был так строг со мной… — начала я. Потом вспомнила Петизо и его слова, что у них в деревне мужчина бьет только женщину, которую любит. — Все думали, что ты женишься на Хестер или на Еве, — сказала я ему вместо этого.

Джеймс на мгновение оторвался от дороги. У него на лице было написано искреннее изумление.

— Неужели! — воскликнул он. — Что ж, клянусь, не имел ни малейшего желания жениться на них. В маленьком сообществе всегда ходят слухи. И вы, девушки, слишком много сплетничаете.

Я улыбнулась, но промолчала.

— Я всегда считал Хестер немного взбалмошной младшей сестрой. Кроме того, как друг семьи, я знал об их отношениях с доном Районом.