Памела Вулси - Сладостная жертва

Из-за гордости Люси не могла вымолвить ни слова. Она прикусила губу, а на щеках ее выступили алые пятна.

Тетя немного подождала, а потом сказала:

— Я видела вас вдвоем — думаю, он нужен тебе, Люси, если любишь Джеймса, не дай ему уйти. Борись за него!

Люси глубоко вздохнула и метнула на тетю быстрый взгляд.

— Ты делала именно это?

Милли криво улыбнулась и кивнула.

— Поверь, мне это было совсем не легко. Когда Уильям во всем признался, мне захотелось убить их обоих: и Уильяма, и Вивьен.

— Да, я тебя понимаю. — Только теперь Люси ясно могла себе представить, каким испытанием стала бы для нее новость о том, что у Джеймса роман на стороне.

Милли Грей продолжила:

— О, тогда я ревновала ужасно, а уж как разозлилась! Но, слава Богу, у меня хватило здравого смысла не поддаться первому порыву. А сначала мне хотелось только одного — выгнать обоих и потребовать у Уильяма развода!

Это признание весьма удивило Люси, и, увидев выражение ее лица, тетя рассмеялась.

— А ты что, думала, я святая? Люси, девочка моя, по правде сказать, мне не терпелось вытряхнуть души из них обоих! И с языка моего чуть было не сорвалось: «Убирайтесь вон из моего дома и чтоб духу вашего больше здесь не было!» Уж не знаю, как мне удалось сдержаться, может, потому, что у меня было слишком много забот — например, отвести Вивьен к врачу и удостовериться, что она действительно ждет ребенка! К тому же у меня самой на руках был маленький Дэвид. Я просто не успевала размышлять и горевать. А стоило мне сообразить, что делать, как Вивьен сбежала, и тогда я осознала, что все равно люблю Уильяма и не хочу терять. Мою участь облегчила Вивьен, бедняжка, в некотором смысле она все решила за меня. Думаю, она тоже его любила, иначе никогда бы не пошла на такое.

Люси взглянула на тетю с недоверием.

— Ты так спокойно об этом говоришь! Как тебе это удается?

— По прошествии двадцати-то лет? Знаешь, как говорят: время — лучший лекарь. Вначале я совсем не была такой сдержанной, уж поверь мне, но когда любишь, можешь забыть и о гордости, и о гневе. Приходится, если хочешь жить нормально. Потому что жить с тем, на кого сердишься, невозможно — гнев, как щелочь, разъедает любые добрые отношения и делает людей несчастными.

— Легко сказать!

— Ну да. Я и не говорила, что мне было легко. Но у человека всегда есть выбор, и, если он любит, ему приходится потрудиться. Поначалу это ежеминутная, ежечасная борьба со своими мыслями, языком и характером, но со временем тебе все проще сдерживать себя. Ключ ко всему — любовь, Люси. Надо очень захотеть, чтобы это получилось.

— Я хочу, — призналась Люси.

— Тогда догонять придется тебе. Сегодня уже слишком поздно, но завтра утром Уильям отвезет тебя на станцию, откуда ты сможешь вернуться в Лондон поездом.

Люси колебалась.

— Но я даже не поговорила толком с Дэвидом. И должна увидеть его еще хоть раз, чтобы попрощаться.

— Я это сделаю за тебя, — спокойно ответила Милли. — Так будет лучше всего, родная! Для вас обоих. Думаю, что вы оба выздоровели, вам пришлось примириться с обстоятельствами, но пока вам все же следует держаться друг от друга на расстоянии. Придет время, и вы сможете встретиться как брат с сестрой, и никогда уже не вспомните того, что случилось когда-то между вами.

Люси кивнула.

— Мне очень жаль, родная. — Тетя погладила ее по плечу. — Это наш грех. Нам не стоило держать это в секрете от вас обоих, уж точно. Мы должны были рассказать вам обо всем, когда вы были детьми, но нам и в голову не приходило, что когда-нибудь это может превратиться в проблему. Я виню только себя. Чтобы не задеть меня, мы не говорили о том, что ты — дочь Уильяма. А он был бы рад поведать об этом всему миру…

— Правда? — улыбнулась Люси. Милли решительно закивала:

— Он любит тебя, ты же знаешь! И держал все в тайне ради меня — не вини его ни в чем, вини меня! Он понимал, что мне будет невыносимо больно слышать за спиной сплетни и смех. Молчание я поставила условием. Условием своего прощения. Неправильно, нехорошо было так поступать, но я сделала это. Я сказала ему: «Мы забудем обо всем, что произошло, но никто больше не должен об этом знать». И он согласился. Боже, мы и представить тогда не могли, что Вивьен суждено очень скоро умереть, а тебе — приехать жить с нами.

Люси не выдержала.

— Должно быть, тебе было непросто взять меня к себе.

— Да нет. — Милли нежно улыбнулась племяннице. — Ты была такой хорошенькой малышкой и выглядела такой потерянной, когда приехала сюда. Искала везде свою маму — даже не знала, что она умерла, бедный ягненочек. Надо было иметь каменное сердце, чтобы дать тебе от ворот поворот. Но конечно, мне стоило набраться мужества и сообщить тебе о том, что Уильям — твой отец. Жаль, что у меня его не нашлось. Но я никогда не хотела причинить тебе боль, Люси. Я люблю тебя, и ты это знаешь.

— Конечно же, знаю! — Люси горячо обняла тетю. — Не вини себя ни в чем, я все прекрасно понимаю. На твоем месте я бы чувствовала абсолютно то же самое. Но, наверно, не смогла бы проявить такое великодушие. Ты — единственная мама, какую я помню, и ты подарила мне восхитительное детство, нам обоим — и мне, и Дэвиду. Тетя Милли, ты очень много для меня значишь, и я так тебя люблю!

В эту ночь Люси едва ли удалось хоть ненадолго сомкнуть глаза — воспоминания о Джеймсе, о днях и ночах, проведенных вместе, не отпускали и мучили ее. Ох, сколько же времени ушло будто в песок! Если б только можно было вернуть его назад!

И почему она не поехала вместе с ним? Или не бросилась за Джеймсом сразу после разговора с тетей Милли? Если он действительно думал так, как говорил, то неминуемо разведется с ней.

Но думал ли он так на самом деле? Она вспоминала его неровный голос, жесткое выражение лица, резкий звук захлопнувшейся двери и все больше склонялась к мысли о том, что Джеймс не лукавил. Сердце ее упало, а голова закружилась — слишком поздно теперь что-либо предпринимать.

И все же она не переставала надеяться, во всяком случае пока. Она должна попытаться вернуть его и не собирается с легкостью отпустить из своей жизни.

На следующий день Люси попрощалась с тетей Милли и отправилась с Уильямом Греем на станцию, где и села в поезд, идущий в Лондон.

Экспресс останавливался только на узловых станциях, и названия городов мелькали за окном, как и осенние пейзажи, освещенные водянистым и прохладным солнцем.

В Лондон Люси приехала сразу после обеда и взяла такси, которое отвезло ее, взвинченную до предела предстоящей встречей с Джеймсом, домой. Она не сообщила ему о своем приезде — она могла сказать то, что собиралась, только глядя ему в глаза.

Машина повернула на улицу, где они с Джеймсом жили последние несколько месяцев. Все здесь выглядело так же, как в тот день, когда ей пришлось так поспешно уехать на север: ворковали те же голуби, и светлосерые их перышки в солнечном свете отливали всеми цветами радуги. Сады все так же благоухали хризантемами, а водосточные канавы, как и тогда, были полны опавших листьев, золотистых, бурых, каштановых. Они словно живые шуршали и летали повсюду, но чаще всего заканчивали свой недолгий век под колесами машин да в дыму осеннего костра.