Кэролайн Андерсон - Останься навсегда

Кейт вздрогнула от мимолетной мысли, а он, не заметив этого, улыбнулся ей:

– Через пару минут сядем пить чай. Они там, наверное, уже закончили свои дела на кухне, да и Джули уже должна вот-вот спуститься.

Через пару минут она действительно вошла в гостиную и устроилась на диване рядом с Кейт. Задрав свитер, Джули принялась кормить ребенка.

Кейт отвернулась, чтобы не видеть, как маленькие ручки девочки потянутся к набухшей, покрытой синеватыми венками груди, чтобы не смотреть на капельки молока, стекающие по ее подбородку. Но она все равно слышала характерные звуки, и каждый из них словно ножом резал ее сердце, напоминая о том, что ее грудь никогда не сможет выполнить то, что предначертано самой природой.

– Чай, – объявила Элизабет, вручая Кейт большую кружку, и робко улыбнулась ей, словно извиняясь.

– Спасибо, – отозвалась Кейт и мягко прикоснулась к руке женщины в жесте примирения. Та на короткий миг сжала ее ладонь в ответ, а потом отправилась обратно в кухню за очередной порцией чашек и – невероятно! – новой горой еды.

Они с большим трудом справились со сладкими булочками и рождественским пирогом, а потом Оливер взглянул на часы и, скидывая с себя по-прежнему липнувших к нему детей, объявил:

– Нам пора идти.

Не обращая внимания на то, что дети тут же протестующе заголосили, он поднял Кейт, сунул ей в руки ее пальто и подтолкнул к выходу.

– Я даже не знаю, как благодарить тебя, – сказала Кейт, обращаясь к Джули, и глаза ее золовки наполнились слезами.

– Не выдумывай, – ласково ответила она. – Я ужасно рада, что ты приехала. И прости еще раз за Элизабет. Я готова была ее на месте убить.

– Не стоит. Не мучайте ее, она права.

Мгновение Джули молчала, просто глядя ей в глаза, а потом протянула руки и заключила Кейт в объятия.

– Останься, – прошептала она ей на ухо. – Не уходи больше. Вы с ним такая прекрасная пара…

Кейт лишь молча обняла ее в ответ, а потом, быстро обняв и расцеловав Стива и помахав на прощание Элизабет, вслед за Оливером вышла из дома и направилась к машине.

– Поверить не могу, что вокруг наконец тихо, – со смехом заметил Оливер по дороге домой, но перед глазами Кейт по-прежнему стояла картина: он валяется на полу, дети радостно носятся вокруг него, а его глаза светятся счастьем.

Дорога домой прошла без особых происшествий, и, пока Оливер выгуливал собак, Кейт разожгла огонь и поставила чайник.

– Может, приготовить ужин? – спросила она, когда он вернулся, и получила в ответ улыбку.

– Никогда в жизни больше не захочу есть. Чего я на самом деле хочу, – улыбка медленно покинула его лицо, – это обнять тебя. Хочу на руках отнести тебя наверх и уложить в постель, а потом… Но сначала я хочу, чтобы ты открыла свой подарок.

– Я приготовила чай.

– Отлично. С чаем мы как-нибудь справимся.

Он уселся рядом с елкой и похлопал по полу рядом с собой, приглашая ее присоединиться. Она опустилась на колени, приняла из его рук маленькую коробочку и открыла ее. Внутри оказался браслет – простой и изящный одновременно. Он был сделан из белого золота и весь усыпан крошечными бриллиантами. Браслет был просто прекрасен, и сердце Кейт сжалось. Она не заслужила такой красоты…

– Я хранил его пять лет, – тихо признался Оливер. – Я купил его тебе на Рождество, но в конце ноября ты ушла, а я так и не смог заставить себя вернуть его обратно.

Кейт провела пальцем по прохладной поверхности браслета и сморгнула слезы:

– Он просто очарователен… Оливер…

– Ш-ш-ш. – Он привлек ее к себе и потянулся к ее губам.

Чай и подарки были забыты. Он отнес ее в спальню, и они занимались любовью с почти болезненной нежностью. А потом снова, много позже, когда он спустился запереть собак и вернулся обратно. Сейчас они просто лежали, глядя друг другу в глаза, и его пальцы поглаживали ее щеку, прослеживая дорожки слез.

– Хороший был день, да?

Кейт почувствовала, как сильно забилось сердце.

– Похоже, тебе очень понравилось возиться с детьми, – произнесла она, замирая от страха и одновременно желая услышать его ответ.

– Знаешь, а ведь у нас все могло бы быть так же, – прошептал он. – Семья, дети, вся эта вечная суета… У нас еще несколько лет назад могла бы быть настоящая семья. Ты могла бы перестать принимать свои таблетки, и тогда уже через год у нас с тобой был бы ребенок.

Кейт хотела что-то ответить, но слова не шли. Что она могла сказать, чтобы при этом не разрушить все, о чем он так долго мечтал?..

– Подумай об этом, пожалуйста, – настойчиво продолжал Оливер. – Мы всегда хотели детей, а время идет, и мы не молодеем. Невозможно остановить эти часы.

«Нет, – в отчаянии подумала она. – Мои часы уже остановились – как стрелки на тех больших дедушкиных часах внизу, которые на прошлой неделе наконец замерли навсегда». Разница была только в том, что тем часам было уже почти двести лет. А ей только тридцать один…

Оливер прижал палец к ее губам:

– Не говори сейчас ничего. Просто подумай об этом, ладно? А теперь давай спать.

Он привлек ее к себе и обнял. Он уже давно заснул, а Кейт по-прежнему слепо всматривалась в темноту спальни, и сотни вопросов вертелись у нее в голове. Что же делать? Как поступить? Как сказать ему?..

К утру она приняла решение. Поцеловав его на прощание, когда он уходил на работу, она выбралась из постели, с трудом держась на ногах, которые, казалось, вот-вот перестанут слушаться. Спокойно приняла душ, оделась, собрала вещи и, уложив набитый чемодан в машину, отправилась гулять с собаками.

Стояла прекрасная солнечная погода, но Кейт смотрела на мир словно через темные очки, не замечая ничего вокруг и чувствуя только странный холод в душе.

Она написала ему записку и оставила ее на кухонном столе, положив рядом коробку с браслетом, а затем, заперев дверь и просунув ключ в щель для писем, села в машину и уехала.

Оливер подъехал к дому и недоуменно нахмурился, а потом пожал плечами. Наверное, Кейт отправилась за покупками. В магазинах как раз начались рождественские распродажи, а она всегда обожала это время.

Негромко насвистывая, он вошел в дом и направился в кухню. Краем глаза он увидел клочок бумаги на столе, а затем заметил стоявшую рядом коробку, и шаги его замедлились.

– О господи, нет. Нет, Кейт, только не снова!

Дрожащими пальцами он взял со стола записку и развернул ее. В глазах потемнело, и он не сразу понял, что там было написано.

«Оливер, я не могу. Прости. Я люблю тебя. Кейт ».

Он медленно смял записку в кулаке, готовясь к приступу боли и не чувствуя ничего, кроме пронизывающего холода, который медленно наполнял душу, вытесняя все чувства и эмоции.

Тогда он понял, что боль придет позже.