Mara Palpatyne - Предпоследняя былина

Зал был двусветным, с каждой стороны имел по четыре окна; в дальнем конце, на возвышении, стоял трон в виде раковины, блистающий золотом и перламутром. А на троне полусидела-полулежала сама градоправительница.

Чем-то она мне напомнила Виталию – такая же, в теле, но ничуть не полная, наоборот – плавности линий ее фигуры можно было только позавидовать. К тому же мадам щеголяла внушительным бюстом. Волосы цвета воронова крыла, в которых серебрились редкие пряди благородной седины рассыпались по плечам, черные, как ночь, глаза были полуприкрыты длинными ресницами, украшеные перстнями и браслетами руки с длинными, стльными пальцами покоились одна на бедре, другая на подлокотнике трона, на роскошной груди поблескивало колье, волосы украшала диадема ему под стать. В общем, выглядела мадам София вполне респектабельно.

В стороне от трона, на подковообразном диване сидело три русалки. одна из них пела, аккомпанируя себе на струнном инструменте с резонатором из перламутрово-золотистой (в тон трону) раковины; две другие аккомпанировали ей на духовых инструментах, сделаных так же из раковин – вытянутых в длинну.

Музыка была чарующей, легкой, как солнечный серпантин в летнем лесу. Под стать ей был и ангельский голос русалки – лирическое колоратурное сопрано выводило слова:

Как на Дерибасовской, угол Ришельевской

В восемь часов вечера разнеслася весть:

Как у нашей бабушки, у бабушки-старушки,

Шестеро налётчиков отобрали честь.

И тут же две русалки, отложив свои ракушечные гобои, выдавали драмматическим сопрано:

Оц-тоц первертоц, бабушка здорова,

Оц-тоц первертоц, кушает компот,

Оц-тоц первертоц, и мечтает снова

Оц-тоц первертоц, пережить налёт*.

Заметив нас, гадоправительница приоткрыла глаза и скомандовала:

– Та ша уже, не видите – до нас гости!

А затем, привстав с трона, приветствовала нас:

– Здрасте вам из-за угла! Ви, слава Богу, проездом, или, не дай Бог, таки к нам?

– Увы, второе, – я легонько склонила голову; в общении с Сильными Мира Сего предпочитаю быть валькирией, а не простым витязем.

– Ну, и где у нас произошло? – градоправительница была заметно разочарована. – Шо за геволт у вас там у Киеве, шо аж маму-Одэсу трясет, как у дветыщи двести втором?

"Делает вид, что ничего не знает," – "шепнула" мне Оксана. – "Но знает, причем куда больше, чем мы".

"Вижу", – ответила я. Интересно, что такое Киев?

– Та не шепчитесь ви там, как дети у песочнице! – перебила нас градоправительница. – С ваших тайн уже салака на привозе смеется. Говорите, бикицер, для что приехали, шо у вас там у Стольном за ипидемия на голову?

– Это мы как раз у Вас хотели спросить, – манера общения Градоправительницы меня начинала немного подбешивать, – София Тимофеевна, ведь именно Вы в Княжестве отвечаете за его водные границы…

– Таки да, и шо теперь?

– Вот и обьясните… – я демонстративно сомкнула пальцы и позволила проскользнуть между ними нескольким искрам. Пустьвокруг вода, это не остановит мою магию. Огонь внутри меня, в какой-то мере я сама – огонь. – Почему во ввереном Вам хозяйстве царит такой бардак? А чтобы Вам легче думалось, ознакомьтесь вот с этим, – и протянула русалке сложеную вчетверо бумагу.

Бумага была дадена мне Потоком Славутичем. "Вот, маляву передашь Софочке", – сказал он.- "Без нее она тебе слово скажет, а с ней -десять". Документ сей я прочла, но легче мне не стало – понять эту филькину грамоту было решительно невозможно.

– Так, и шо этот полугой может написать? – градоправительница принялась зачитываать послание вслух: -

" Шалом, фейгеле моя Сонечка! Зная, как ты мене любишь, буду сказать, сними уксусную морду и таки надень до меня свои уши. Клянусь здоровьем моих соседей у сторону от тебя, шо дело пахнет керосином, как твое море до апокалипсиса – гембель нам могут срисовать такоей, шо гавкнется все, отсюда ажно до того ила, шо ув океане. Альбо не фунт изюму кидануть такого фраера, как твоей мами сын? А нарисовали, как молодого, азохн вей!

Та малява до тебя прибежит из интересной мадамочкой. Сделай себе склероз за то, шо она мусорок, фраер она на катушках, шоб я так жил! Верни нос на место с оттуда, где он тебе залез и вместо абы показывать Дюка с люка, набушмачь чудачку по системе бикицер аж до того места, с откуда у нее растут патлы, чтобы она от тебя отчалила исключительно ув виде Паганини за все подводные дела.

Засим желаю тебе ине чхать, не кашлять, и у принципе ничем не хворать, особенно на нервы. Шоб мы жили так, шо наши враги удавятся. Твой единоутробный брат Поток.

– Мишигене, – вздохнула градоправительница. – Ну таки слушайте тогда. У те веселые годы, когда больные дохтора уключили апокалипсис, Зоны появились не только на суше, но и у море. Тогда был тот еще хипешь, мы уже думали за усемирный кадухис. Пронесло, загнали гнид обратно с откуда они сами себе приперлись и позакрывали Зоны. Но пара дрека таки застряла у наших краях, и стырчат тут, как три тополя на той вашей Плющихе. Обратно им западло, у тех краях, из где их принесло климат еще тот. А здесь – за зону не выпускают. Шоби решить с этим, есть один выход, он же и вход – открыть Зоны снова и освободить Абадонну и его Легионы. Для этого надо иметь ключ и знать, где двер. Но за то, где эта двер, знают таки немногие.

Припиралось до меня недавно три леи-патриотки из ваших. Одна из нашей стихии одна вольтанутая какая-то с воздухом и третья, раненая на всю голову, с земли. Тоже искали за узнать, и де та двер.

"По ходу, двойка, одиннадцатая и Карина, конечно, куда ж без нее" – подумала я.

– Так и зря приезжали. Не знаю я, де она, – спокойно продолжила градоправительница и подмигнула. – У жизни ж всякое бывает. Даже у самую светлую голову могут таки залезть, правильно? И потом, я хочь и не совсем людского рода, но боль чувствую, и далеко не сама себе Зоя Косьмодемъянская, шобы наплювать у лицо мучителей. А интэрэс до двери немаленький – одна из этих дурбейцал, уезжая, вякнула за то, шо за мной уже выползли из глубины . Сами знаете, у глубинах самые военные твари имеют жить. С того и хипишуем, если кто припрется – встретим его по-одесски.

– И я зря ехала к Вам, выходит?

– Вус зра? Я сказала за то, шо сама себе не знаю, де двер. Где я сказала, шо этого таки никто в Одессе не скажет?

Правительница поднялась с трона:

– Завтра пойдете со мной до одного человечка. Только запомни, валькирия, сразу как от нее выйдешь – забудь и ее, и место, в где ты побываешь. а не то…

То, что я считала накинутым на плечи русалки плащом неожиданно поднялось и рассыпалось за спиной градоправительницы добрым десятком угрожающего вида щупалец.