Чарити Бэрфут - Конец одиночества

— В первую очередь нужно поесть, — подумала она, заправляя за ухо растрепавшийся локон. В доме никакой еды не было, но Флоренс принесла с собой термос с кофе и пачку печенья, которым, усевшись за кухонный стол, тут же набила полный рот.

Тошнота прошла, и, выпив чашку кофе, она открыла заднюю дверь и, выйдя на неяркое солнце, уселась на скамейке под старой яблоней. Здесь любила посидеть летом на солнышке мать, с грустью вспомнила Флоренс. А когда она и Эвелин были школьницами, отец подвешивал к большому корявому суку качели. Но все это было далеко в прошлом. Даже яблоневый цвет, так, по ее мнению, некстати распустившийся сразу после смерти матери, уже увял, и вся земля под ногами была усыпана лепестками.

Вздохнув, она постаралась отбросить прочь грустные мысли, сосредоточив внимание на чемодане. Он был немногим больше атташе-кейса. Флоренс не помнила, чтобы когда-нибудь вообще видела его раньше. Может быть, он вообще не принадлежал родителям, подумала она. До них в доме жили ее бабушка и дедушка, так что чемодан мог принадлежать им. Как бы то ни было, вряд ли внутри находилось что-либо важное. Все личные бумаги матери хранились у ее поверенного.

Сначала ей показалось, что чемодан заперт, первая попытка открыть замки окончилась неудачей. Но, сходив в сарай, где хранились ржавые инструменты и сломанный садовый инвентарь, Флоренс вооружилась старой отверткой и, попробовав еще раз, обнаружила, что замки поддаются.

Как она и ожидала, чемоданчик предназначался для хранения бумаг. Это были письма, отосланные из незнакомого ей города на юго-западе страны, по крайней мере, лет двадцать пять назад. Флоренс нахмурилась. Она понятия не имела, что ее родители имели знакомых на юго-западе, во всяком случае, они никогда не упоминали при ней об этом. Если бы об этом слышала Эвелин, вряд ли она стала держать это в секрете. Если только…

Не имеют ли эти письма какое-либо отношение к ее удочерению? О своих настоящих родителях Флоренс не знала практически ничего. Ей сказали, что ее родная мать погибла в автомобильной катастрофе сразу после рождения дочери, что она была не замужем и жила одна, поэтому и понадобилась опека над ребенком. Флоренс всегда полагала, что ее мать жила где-то здесь, поблизости, поэтому-то миссис Рэмфорд и удочерила ее. Миссис Рэмфорд всегда желала иметь большую семью, но после рождения Эвелин узнала, что больше детей иметь не может.

Интересно, подумала Флоренс, почему я никогда не расспрашивала об обстоятельствах своего удочерения более подробно? Вероятно, потому, что приемная мать была очень чувствительна к такого рода расспросам. С самого раннего детства Флоренс внушили, что она должна гордиться своей принадлежностью к столь почтенной семье и поэтому расспрашивать о родной матери означает быть неблагодарной и нелояльной.

Хотя, может быть, письма в чемоданчике не имеют абсолютно ничего общего ко всей этой истории, решила Флоренс, снимая резинку, стягивающую пачку, и внимательно разглядывая верхний конверт. Письмо было адресовано матери, что невольно заставило ее насторожиться. Однако не стоит воспринимать эти письма слишком серьезно, подумала она. Может быть, они написаны какой-нибудь подругой юности миссис Рэмфорд.

Вынув письмо из конверта, она почувствовала укор совести. Может, не стоит читать и сначала посоветоваться с Эвелин? Однако любопытство и знание того, что Эвелин не интересуется делами матери, подтолкнули ее к дальнейшим действиям. В конце концов, она, возможно, придает этим письмам значение, которого те совсем не заслуживают.

Сперва Флоренс прочитала адрес на конверте: Пейнтон-Хаус, Блумзбелл. Впечатляет, подумала она с кривой усмешкой. Кроме того, несмотря на возраст письма, высокое качество бумаги было очевидным. Потом она обратила внимание на то, что текст начинается интимным обращением «Дорогая Хелен» , а не с вежливого «Миссис Рэмфорд» . Волнение Флоренс возросло, но, бросив взгляд на подпись, она поморщилась. Гордон Рэмфорд. Очевидно, один из родственников отца.

Удивляясь, почему это обстоятельство не снижает ее интереса, она вернулась к началу.

«Дорогая Хелен, — вновь прочитала она и продолжила: — Все приготовления сделаны. Экономка привезет к Вам ребенка 8 августа» .

Ребенка? Экономка? В горле Флоренс пересохло, но она заставила себя читать дальше.

«Знаю, что Вы считаете мои действия достойными порицания, но у меня нет никакой возможности оставить ее, даже если бы я этого хотел, что вовсе не так».

У нее перехватило дыхание, но надо было продолжать.

«Думаю, что Роджер (ее отец, отметила Флоренс) смирится с положением вещей. Он всегда был ханжой, даже в юности, и я уверен, что, если бы не Ваше вмешательство, ребенок вряд ли нашел бы хороший прием. Хотя, кто я такой, чтобы судить его? Как любит говорить Роджер, я сам постелил себе постель и теперь должен в нее лечь.

Он никогда не прощал никому никакой слабости. Именно потому, полагаю, отец оставил Трегарт мне, а не ему. Вряд ли мы когда-нибудь еще встретимся, Хелен. Спасибо Вам и наилучшие пожелания на будущее».

Тошнота, которую Флоренс превозмогла несколько минут тому назад, подступила вновь, и на этот раз выхода не было. Едва она успела добежать до туалета, как ее вырвало. Ей понадобилось несколько минут, чтобы вновь подняться на подгибающиеся ноги.

Еще совсем недавно Флоренс обливалась потом на чердаке, теперь же ее бил озноб. Надев жакет, оставленный на перилах лестницы, она зябко обхватила себя руками. Но испытываемый ею холод был не столько физическим, сколько психологическим, и прошло немало времени, прежде чем Флоренс смогла заставить себя вернуться к скамье.

Около десятка писем, упавших с ее колен, когда она помчалась в дом, рассыпались по земле, и, преодолев искушение выбросить всю пачку в мусорную корзину, Флоренс подобрала их, заметив при этом, что прочитанное ею письмо было последним по времени. Вероятно, их клали одно на другое в обратном порядке.

И это последнее письмо было написано всего лишь через несколько недель после ее рождения. Маловероятно, чтобы ее приемная мать оказалась связанной с двумя детьми в одно и то же время. А это означает?.. Что этот человек, кто бы он ни был, являлся ее настоящим отцом? Что он сделал беременной какую-то бедную девушку и отказался нести ответственность за последствия? Хотя Роджер Рэмфорд всегда утверждал, что не имеет родственников, теперь было ясно: Гордон был его братом, по всей видимости, младшим.

Флоренс неуверенно перебирала письма. Меньше всего ей хотелось читать их. Но надо же выяснить, каким образом и почему ее настоящие родители отказались от нее.

По тону прочитанного письма, как ей казалось, можно было угадать, по крайней мере, часть истории. Если все сказанное ей Рэмфордами правда, то ее мать действительно умерла. Но если она была матерью-одиночкой, то какое отношение к ребенку имеет Гордон Рэмфорд?