Уинифред Леннокс - Вся ночь — полет

— Более того, — сказал он, — уверен, что этот человек будет поклонником птиц.

— Неужели? — Шейла сложила руки на груди. — Уж не пытаетесь ли вы предсказать мне будущее? — В ее голосе прозвучал вызов, хотя она старалась произнести эту фразу мягко, с иронией.

— Я не пытаюсь. — Жерар покачал седой коротко стриженной головой. — Я просто предсказываю его. — Он пожал плечами и поднес к губам снова наполненный вином бокал.

— Никогда не могла понять, — говорила Шейла, — почему некоторые люди считают, что они знают то, чего знать нельзя? — Она вскинула светлые брови, ее щеки заалели.

Действительно, ее будущее знают все, кроме нее, — Норма, Жерар. Они уверяют, будто знают то, что с ней произойдет. Только она, выходит, ничего не знает.

Жерар усмехнулся. Да что может быть проще? Такую женщину, как Шейла Ньюбери, не заметит только слепец. Таких мужчин немного. А женщина вроде нее, охваченная страстью к птицам, сможет заметить только того, кто увяз в такой же страсти…

Но он не скажет ей… Ни за что не скажет. Человек, который дает простой ответ на заковыристый вопрос, никогда не останется в памяти. Как не остается в памяти все обыденное. А ему хочется остаться в ее памяти. Значит, он должен возбудить любопытство Шейлы Ньюбери. Чтобы каждый день, просыпаясь и мысленно перебирая то, что может произойти в предстоящий день, она вспоминала: а вот Жерар Бертье что-то такое говорил…

— Что ж, мы обо всем договорились, — сказал Жерар, взглянув на часы. — Пора, иначе дорога будет по-настоящему отвратительной.

Шейла поцеловала Жерара в щеку.

— Я дам знать, когда доберусь с птицами до дома, — пообещала она и поспешила к машине.

Шейла погрузила клетку с трехнедельными «гнездарями» в синий «пежо», который взяла напрокат. Она села за руль, ощущая невероятную легкость в голове и в теле, и покатила в аэропорт.

Вот оно, начало новой жизни! Она прилетит домой, явится на ранчо, где все готово к приему главных обитателей. Она звонила и узнала, что уже сделано искусственное гнездо. Все в точности, как она указала: из небольшой и не слишком глубокой корзины, в которую уложены ветки. Жерар посоветовал накрыть гнездо сверху еловым лапником или ветками каких-нибудь деревьев лиственных пород.

— Еще один момент, — наставлял Жерар Шейлу, — непременно рядом с корзиной нужно закрепить толстые ветки, на них будет сидеть подрастающая птица. Да, птенцы не любят сквозняков. Так что береги их, Шейла…

Оказавшись наконец на своем ранчо, Шейла вспоминала наставления Жерара. Она клала небольшие кусочки сырого мяса с примесью мелко рубленых костей и куриных перьев перед птенцами. Она смотрела, как клюет еду любимец, Сокол Эдвин. Жерар сказал, что нужно непременно добавлять толченую яичную скорлупу в корм, чтобы соколят не мучил рахит. Шейла и сама знала, что без скорлупы не удастся выстроить нормальный скелет птицы, не вырастить крепких перьев.

Она испугалась, когда птенец, поев как следует, принялся клевать носом. Что с ним случилось? Шейла не сводила с него глаз, она едва удерживала себя от желания побежать в кабинет, сесть за компьютер и связаться по электронной почте с коллегами по клубу. Но потом, взглянув на второго птенца, будущую подругу Эдвина, заметила, что с ней творится то же самое. Господи, догадалась она, да они просто хорошо поели! Разве не так после плотного обеда тянет вздремнуть и человека?

И верно, птенцы снова стали живыми и активными, как только проголодались.

— Ну вы и прожоры, — бормотала Шейла, подкладывая обоим свежие кусочки мяса. — Хорошо, что вас у меня только двое. А когда здесь будет целая компания, то мне придется здорово вертеться.

В трехнедельном возрасте каждый из них съедал по два голубя в сутки. Но и росли птицы быстро.

— Боже мой! — восклицала Шейла, которая, случалось, не видела птиц целый день. — Да вы уже почти оделись! Вы уже в перьях!

Когда птенцам исполнилось два месяца, они ели только один раз в сутки. Шейла проверяла сама весь корм — каждое куриное яйцо — на свежесть, причем самым старым способом: опускала в воду. Если оно тонуло, значит — свежее. А если чуть всплывало — нет. Такое Шейла отвергала напрочь. За это ей была весьма признательна кошка Лиззи.

Шейла много раз мысленно благодарила Жерара за то, что он посоветовал ей взять двух птенцов. Она ведь собиралась сперва выращивать одного. Но теперь видно, как им хорошо вдвоем, и ей самой гораздо спокойнее, она лучше их понимает, сравнивая поведение одного и другого.

Шейла знала, что уже пора лишить себя удовольствия смотреть, как едят птенцы, — они не должны знать, что их кормит человек. Иначе они будут считать человека своим родителем.

Шейла долго колебалась, хорошо ли, правильно ли с ее стороны заняться Соколом Эдвином, а его подружку поручить нанятому ею сокольничему. Наконец она поборола сомнения и решила, что Эдвина она будет вести сама от успеха к успеху.

Она стала класть перчатку рядом с кормом, чтобы птица привыкала к непременному атрибуту своей жизни. Спрятавшись за кусты, Шейла начинала насвистывать и называть его по имени.

— Эд-ви-ин, — окликала она его и радовалась, как хорошо, что в этом имени половина гласных, их можно растягивать, повторяя мелодию свиста. — Сокол Эд-ви-ин.

Сокол понемногу привыкал, у него возник рефлекс на это имя, оно ассоциировалось у него с едой.

Наконец настал день, когда Эдвин весь покрылся перьями, а это означало, что на него уже нужно надеть охотничье снаряжение.

Шейла еще в детстве любила шить куклам наряды, и теперь ей захотелось вспомнить прежнее занятие и сшить амуницию для своего любимца — путцы из кожи, клобучок на голову и бубенчики.

Путцы она надевала потихоньку, осторожно, когда Эдвин еще сидел в вольере. Она сшила их из мягкой кожи, из такой же и клобучок. Она смастерила сама должик — ремешок, достаточно прочный, чтобы птица не оборвала его, когда усядется на присаде — специальной дуге, воткнутой в землю обоими концами. Сверху эту дугу, как и полагается, она обшила мягким сукном.

Как хорош Эдвин! Он возмужал, окреп. Его полетное оперение прекрасно.

Сокольничий Питер, которого Шейла наняла еще и управляющим ранчо, умел обращаться с птицами, а зная пристрастие хозяйки к Соколу Эдвину, уделял гнездарю особое внимание.

— Хочешь посмотреть, Шейла?

Питер сел на лавочку, отвел в сторону руку с птицей, поднял вверх, потом опустил, встал, присел на корточки. Все это он проделал медленно, потом чуть быстрее.

— Видишь, он уже привыкает к руке.

— Дай его мне, Питер.

Шейла протянула руку в перчатке, чувствуя странное возбуждение, как будто собиралась прикоснуться к видению, к миражу. К сыну Эдвину.