Анатолий Охотин - Всего одна ночь

Колеса коснулись сухой горячей земли. Стал стихать будоражащий окрестности гул, и винты, постепенно опускаясь, остановились. К приземлившемуся борту тотчас устремились черненькие, почти голые, кучерявые пацанята. Они радостно прыгали вокруг вертолета и что-то возбужденно кричали, блестя ослепительно белыми зубами. Взрослое население лагеря опасливо держалось в стороне.

— Приехали! — сладко потянувшись, весело оповестил бортмеханик и поинтересовался: — Командир, мы сегодня не успеем обратно? — Очень Володе хотелось вернуться в столицу страны. Там его ждала хорошенькая смуглая француженка, работавшая в миссии ООН.

— Гляди-ка, размечтался, — ухмыльнулся Качалин, отрицательно помотав головой. — Нет, не получится. Пока разгрузят, заправимся, глядишь, и ночь упадет. Но ты особенно не горюй, Володя, твоя подружка сегодня потанцует с кем-нибудь другим. Всего и дедов. — Антон не осудил механика, его можно было понять. Но и рисковать не хотел. Совсем близко рыскали повстанцы полковника Свана, у них на вооружении кроме стрелкового оружия были и «стингеры». Качалин слышал от аэродромной обслуги, что год назад повстанцы сбили французский вертолет с опознавательными знаками Красного Креста. Подставляться под прицелы мятежников за шестьдесят один день до окончания контракта было бы безумием. День есть день, повстанцы не рискуют при свете появляться вблизи лагерей, так что командир и не помышлял искушать судьбу.

Качалин, покинув машину, оставил присматривать за порядком неразговорчивого штурмана и Володю, а сам поспешил к воинскому начальнику, чтобы поторопить с разгрузкой.

Возле палатки команданте, украшенной вымпелом на флагштоке, стояли двое часовых с автоматами, лениво отгоняя назойливых москитов. Они никак не отреагировали на прошедшего мимо Качалина, уже знали, что он командир много раз прилетавшего в лагерь геликоптера.

Команданте принимал пищу. Это был целый ритуал. Ему прислуживали две молоденькие девушки, красавицы, блестевшие шоколадной кожей, очень подвижные, остро пахнущие каким-то местным снадобьем. Сказать, что этот аромат ему приятен, Антон бы не мог. Худой, голый до пояса команданте, в защитных штанах с лампасами, что-то с аппетитом поедал с большой фарфоровой тарелки. Существа, шевелившиеся под жирными руками офицера, а потом уползавшие в его большой рот, напоминали сибирских короедов. Команданте сладко чмокал губами, с удовольствием поглядывая на красоток. Очевидно, обед был вкусным, а настроение великолепным. Антон был рад, что дело обстояло именно так, а не иначе. Он был большой волокитчик, этот сластолюбивый офицер, — это Качалин знал по прошлым прилетам. Надо было потратить немало сил и нервов, чтобы заставить его расшевелиться и распорядиться о своевременной разгрузке. Заметив наконец вошедшего пилота, команданте слегка шевельнул маленькой птичьей головой, посаженной прямо на плечи, и поглядел на Качалина. Он узнал его, поприветствовал легким кивком и с наслаждением запихал в рот очередную порцию червяков, ловко орудуя проворными, облитыми жиром пальцами. Этому пиршеству не видно было конца. Антон, не сомневаясь, что для команданте обед — более важное дело, нежели разгрузка прилетевшего вертолета, сердито напомнил:

— Команданте, борт необходимо разгрузить до темноты. Рано утром мы должны вылететь обратно.

Когда слова пилота достигли сознания представителя правительства, тот широко заулыбался, обнажив крупные зубы, и с энергичной жестикуляцией, достойной циркового артиста, заговорил на ужасной смеси из английских, французских и голландских слов:

— О, да, да! Я благодарен всем своим горячим сердцем за важную и опасную работу, совершаемую вами в нашей многострадальной стране. Я буду лично иметь обращение к моему великому президенту, чтобы он воздал по заслугам всем, кто нам помогает в час выпавших на нашу долю испытаний. — Таков был смысл вдохновенной речи старшего офицера. Наверное, человек, впервые прилетевший сюда, ничего бы не понял, однако Качалин, знавший сидящего перед ним жирного индюка достаточно хорошо, уже привык к речам и выходкам команданте, любившего блеснуть своим красноречием перед молоденькими красивыми наложницами.

— Офицер, распорядитесь, пожалуйста, чтобы к геликоптеру выставили охрану, экипажу нужно отдохнуть, — стоял на своем Антон.

— О, да, да! Я буду немедленно иметь дело с моими покорными подчиненными. Капитану не стоит расстраиваться, а лучше пойти в гостиницу, где для него и членов экипажа приготовят хороший ужин и мягкие постели.

Качалин кивнул воинскому начальнику и отправился восвояси.

Покинув палатку, Антон мимо по-кукольному обряженных часовых направился к стоянке. Надо было самому проследить, чтобы вовремя выставили охрану. А то за ночь с вертолета исчезнут все блестящие детали. Поначалу, не проявив бдительности, экипаж кое-чего не досчитался. Антон шел по лагерю, чувствуя, как усталость мало-помалу дает о себе знать: заскучала вдруг ни с того ни с сего спина. «Сейчас бы вытянуться на койке», — шевельнулась сладкая мысль, однако от нее вопреки желанию пришлось отказаться: нерешенных проблем еще вагон.

Володя, как выяснилось, тоже времени даром не терял: организовал заправку. «И то ладно, завтра меньше хлопот, а Володя, — подумал Качалин о механике, — все-таки молодец, не дергается, узнав, что подружки ему сегодня не видать». Энергичный механик подбадривал молоденького паренька с блестевшей от пота спиной. Тот старательно налегал на ручку небольшого насоса, перекачивая топливо из бочек. Володя зорко следил за уровнем в баке и поглядывал, чтобы ненароком не подошел какой-нибудь куряка, Качалину механик радостно подмигнул.

Штурман Усольцев взгромоздился на порожний опрокинутый ящик и потягивал баночное пиво. Когда усердный Володя слишком повышал голос, он щурился на него и думал, как много от механика шума.

Качалин завидовал спокойствию Усольцева. Этого и землетрясение не сдвинет с места. Такие люди незаменимы в экстремальных ситуациях: одним своим невозмутимым видом враз уймут панику… Командир присоединился к Усольцеву, тоже вскрыл банку с пивом и жадно отхлебнул. Пиво было теплое, малость горчило, но все равно лучше утоляло жажду, чем кипяченая, пахнущая хлоркой вода.

На песчаном берегу, где покачивались впритык причаленные лодки, резвились ребятишки, оглашая окрестности звонкими голосами. Из зеленых джунглей, сплошной стеной стоящих вдоль всего берега, тоже долетали неясные звуки, похожие то ли на смех, то ли на плач. Иногда налетавшими порывами ветра из густых зарослей наносило дурной запах гниющих растений. Неожиданно с тропы, пробитой в гуще зарослей, донесся сильный шум, потом раздались возбужденные голоса.