Анатолий Охотин - Всего одна ночь

В пяти шагах от девушки сидел на раскладном стульчике молодой высокий парень в военной форме, но без знаков различия. Он смерил вошедшего Антона внимательным изучающим взглядом, и Качалин тотчас почти физически ощутил исходящую от молодого негра резко отрицательную ауру. Хотя Антон и не особо доверял подобным штучкам, относя их к мистике, одно он знал точно: сидящий сбоку от Элис человек им не союзник. Прежде Антон не встречал его в лагере.

Качалин подошел к Элис, помог ей подняться, озабоченно спросил:

— Вы в порядке?

— Кости пока целы, — сказала Элис.

— А что здесь стряслось?

— Я ударила его в пах, — кивнула она на команданте.

— Это необдуманный поступок.

— Но он полез ко мне! А я этого не люблю. — Слезы закипали в ее глазах, она держалась из последних сил.

— Ничего страшного не произошло, — вкрадчивым тоном на хорошем английском пояснил с усмешкой незнакомец. — Команданте по праву старшего хотел лично досмотреть журналистку, потому что у него появилась информация, будто у этой девушки есть кассета со съемками запрещенных для показа объектов.

— Господи, да что они такое выдумывают! Ничего запретного я не снимала, потому что меня это не интересует. Во всяком случае, не вам учить меня журналистской этике. Я буду жаловаться вашему премьер-министру!

— Бред какой-то, — по-русски пробормотал Качалин, отчаянно соображая, как с наименьшими потерями выпутаться из щекотливой ситуации.

И вдруг Элис громко разрыдалась. Слезы, сколько она их ни сдерживала, все же прорвались наружу. Она размазывала их руками по щекам. Вот когда Антон по-настоящему струхнул. Видеть слезы слабых — женщин и детей — было для него непереносимой мукой. Он потерянно замер, не зная, чем помочь Элис. И тут она сама бросилась к нему и крепко обняла, плотно прижимаясь дрожащим телом. Сквозь тонкую ткань одежды он слышал, как исступленно колотится ее сердце. Элис попала в серьезную переделку и стремительно увлекала его за собой в страшную бездну, откровенно демонстрируя их близкие отношения. Но — черт возьми! — сейчас Антону было глубоко наплевать на прямую угрозу. И хотя палатка команданте была не тем местом, где Антон хотел бы обнимать Элис, ему было приятно чувствовать рядом с собою эту прелестную девушку, вдыхать запах ее волос и еще что-то неуловимое, волнующее. Это было странное ощущение близости с женщиной, как бы уже знакомое по прежнему опыту, но в то же время необычное, новое, неизведанное, до глубины души потрясшее Антона. Он понял, что без Элис отсюда не уйдет.

— Энтони! — горячо зашептала она ему в ухо. — Скажи этому самцу, что я твоя девушка. Ради Бога, забери меня отсюда. Ты ведь тоже белый, должен меня понять.

Антон усмехнулся:

— А разве не журналисты больше всех кричат о расовой дискриминации?

— Энтони…

— Ладно, я попробую, Алиса, — пообещал Качалин, по примеру Элис переиначивая ее имя на русский лад. — Но учти, он захочет получить взятку, придется раскошелиться. Я знаю местные традиции, они все здесь этим занимаются. Подозреваю, что они тебя потому и задержали, чтобы выжать деньги.

— Проходимцы! Они не получат от меня ни цента!

— Помолчи, Элис, возьми себя в руки, иначе мы долго отсюда не выберемся. Я попробую все уладить.

Поднявшийся тем временем команданте, охая, уселся на стульчик и взмахом руки отослал вон подчиненных, видевших его позор.

Загородив собою Элис, Антон обратился к старшему офицеру:

— Команданте, я готов принести извинения за необдуманный поступок своей девушки. Я признаю, что ее поведение не было примерным, но будьте снисходительны, она устала, собирая материал, буквально с ног валится. В подобной стрессовой ситуации каждый человек может сорваться. Я прошу вас отпустить ее с миром, а возникшее недоразумение мы с вами, надеюсь, уладим. К удовольствию обеих сторон.

Как и следовало ожидать, команданте закочевряжился.

— Но она ударила меня в мужское место! Я не уверен, что смогу сегодня иметь женщину! Позор!

Антон поспешил его успокоить:

— Пока это только предположение, офицер. Уверен, у такого сильного мужчины все получится.

Лесть усыпляет. Клюнул на нее и команданте.

— Хорошо, — согласился он с доводами Качалина, — я ее отпущу, но мне положена компенсация.

Возбужденная Элис постучала Антона по спине кулачком и прошептала:

— Скажи ему, что он тоже тронул меня за женское место, однако я не требую ничего взамен!

— Элис, — шикнул на нее Антон, — помолчи, пожалуйста!

— Ваша подруга чем-то недовольна? — поинтересовался команданте.

— Нет, ничего, это наши давние споры… Команданте, я дам вам пять банок отличного немецкого пива, и мы забудем про обиды. Годится?

— Двадцать банок! — выкрикнул офицер, выбросив вперед два пальца, сухих и корявых, как оголенные корни.

— Десять! — гнул свое Качалин. — И это все, что у меня есть с собой.

— Пятнадцать! — настаивал команданте. — Учтите, я не один, со мной брат Нкваме. — Он показал пальцем на сидевшего парня.

Качалин мельком покосился на «брата» и нашел, что они действительно чем-то схожи, однако подобное сходство команданте можно было отыскать еще с сотней находящихся в лагере людей. Он не поверил офицеру и все же сказал:

— Хорошо, двенадцать. Это мое последнее слово.

— Согласен, — быстро кивнул тот, очевидно довольный торгом. Я пришлю сержанта.

— Пиво в гостевой палатке. Пускай приходит. Мы тоже можем идти?

— Да, да, я разрешаю.

— Но где моя камера и кассета? — возмутилась Элис. — Это собственность телеканала, и я не собираюсь за нее расплачиваться по чьей-то прихоти.

Команданте сделал знак «брату» Нкваме, и тот принес зачехленную камеру.

— Кассету, которая была внутри, мы уничтожили, — сообщил он.

— Вы об этом пожалеете, — с угрозой произнесла Элис из-за спины Качалина.

Антон крепко сжал ее локоть, давая понять, что им пора уходить, пока хозяева не передумали.

Жесткие сухие глаза Нкваме сузились до щелочек. В них читалось презрение. Было заметно, как напрягается «брат» офицера, стараясь держаться в рамках приличия. К все-таки он не выдержал.

— Эй, русский, — вдруг заорал Нкваме, — забирай свою канадскую сучку и убирайтесь отсюда. Твоя подруга достаточно испытала наши нервы. Пошли вон!..

Антон, набычившись, в упор уставился на расфуфыренного наглеца, и желваки напряглись на острых скулах, лицо побледнело, стало суровым.

Нкваме заметил крепко сжатые сильные кулаки пилота и невольно отступил назад.

— Я не знаю тебя, парень, — веско проговорил Качалин, — меня не колышет, чей ты приятель, но я советую тебе заткнуть пасть! Это моя девушка, и я никому не позволю грязно говорить о ней, запомни, сынок!

Старший офицер, конечно, понял предупреждение Качалина, сама короткая стычка не прошла мимо его внимания, хотя он и делал вид, что занят своими мыслями. Его странное невмешательство — а команданте был здесь старшим и по возрасту и по положению — неожиданно навело Антона на мысль, а не связан ли офицер с Нкваме тайными обязательствами, которые не позволяют ему подать голос.