Анастасия Комарова - Чудовище и красавица

А класс бушевал. Самый талантливый и недисциплинированный класс стал еще более талантливым и недисциплинированным, ибо в лице своего тридцать четвертого ученика приобрел круглого отличника с ярко выраженными способностями к английскому и неисправимого провокатора. Чего только не вытворяли тогда словно сорвавшиеся с цепи десятиклассники! Весь комплекс развлечений, когда-либо придуманных школьниками с целью разнообразить скучные занятия, был повторен ими с изощреннейшими вариациями. В азарте они не гнушались и самыми что ни на есть банальными, простыми вещами, классикой, так сказать, как то: плевание в ухо соседу шариками жеваной бумаги, похищение с последующим исчезновением классных журналов и мела или же прицельное кидание грязными тряпками. Однако были у них и другие, более интеллектуальные забавы. Интересно было записать на диктофон несколько перлов самых «любимых» учителей, речь которых отличалась порой редкими оборотами, а потом прослушивать это все на школьном дворе в то время, когда эти самые учителя расходятся по домам.

«Один дэбыл разложил другого дэбыла на парте и изучает по нем анатомию!» — громко хрипел переносной магнитофон «Весна», и нельзя было не узнать украинского сленга математички Коцюбы.

«Ну, что вы стоите, как ломаные пирожки?!» — визжал магнитофон голосом физкультурницы.

«Лучшие люди — это советские корабли!» — глубокомысленно откровенничал с ними старый энвэпэшник.

Они натирали доску воском, прибивали к полу ботинки трудовика, спорили на пачку «Космоса» о том, пустые или нет каблуки на доисторических туфлях физички, той странной женщины с желтым треугольником от утюга на голубом платье. Это сейчас понятно, что она творческий человек, не от мира сего, а тогда… Они вывешивали за окно портфели на длинной веревочке, выбрасывали с третьего этажа дневники, когда им всем хотели поставить кол за поведение, спускали в унитаз в мужском туалете новые желтые тапочки Мухиной… Всего и не припомнишь. Да, еще очень эффектно взрывались во время контрольных самодельные петарды.

А уж как весело было, когда преподавателю физкультуры, Зинаиде Петровне, женщине неподражаемого бордельно-казарменного темперамента, был нанесен удар по самому святому, то есть — по тарелке с едой! Зинаида Петровна почему-то не любила принимать пищу в школьной столовой, зато обожала делать это прямо в спортивном зале, во время урока. Ну, нравилось ей так. И вот, взяв, как обычно, в буфете тарелочку чего-то вкусненького, Зинаида Петровна по кличке Лошадь устроилась за столиком в углу спортзала и приготовилась с аппетитом откушать очередной шедевр школьных поваров, попутно наблюдая вялые попытки бэшек поиграть в баскетбол. Но не тут-то было! Не успела она поднести ко рту вилку с куском соленого огурчика, как вдруг…

Долго еще кричала Зинаида Петровна, допытываясь, кто виновник этого безобразия. Ее чересчур громкий голос эхом отдавался от стен притихшего зала, но все без толку. Бэшки молчали, как партизаны, и старательно не смотрели в сторону Ильина. А он самодовольно лыбился, с невинным видом наблюдая, как сползают по стеклам зарешеченного окна кусочки пюре вперемешку с рыбными котлетами.

На следующей перемене они послушно мялись у кабинета завуча.

— Ну что там? — лениво спросил Ильин, всегда готовый к вызову родителей в школу.

Катька заглянула в щель, стараясь не скрипнуть дверью, и вдруг сказала такое, отчего все испытали легкий шок, в первый момент даже не поняв удивительной фразы. Симонова ошалело обернулась и прошептала торжественно, как что-то невероятное:

— Ребята… Лошадь плачет!

Апофеозом их хулиганской деятельности стал ежегодный смотр строя и песни.

Начали они с того, что прочли речовку, которая сильно озадачила жюри в составе представителей районных и городских комсомольских вожаков, а также местного начальства. Речовка звучала так:

Такого позора школа, несколько лет занимавшая первые места в районе по строевой подготовке учащихся, еще не знала. Зато в каком восторге были зрители — то есть эти самые учащиеся, с изумлением наблюдавшие, как отряд бэшников разворачивается кругом и стройными колоннами удаляется со школьного стадиона в неизвестном направлении, не имея ни малейшей возможности услышать жалобные крики энвэпэшника. Потому что все посторонние звуки напрочь заглушались лихой отрядной песней.

«Я пыта-а-ался уйти от любви-и-и…» — бодро тянули десятиклассники. Мальчики чеканили шаг и лихо размахивали переросшими рукава руками, а девчонки изо всех сил выполняли команду старосты, когда она с наслаждением повторяла неизменный наказ «воеводы»:

— Джапаридзе, грудь вперед! И ты, Гусева, тоже грудь вперед! Волос у тебя, Гусева, длинный, а ум короткий!

Так, строем и с песнями «Наутилуса», они прошагали все три остановки до парка, где катались на ржавых цепочных каруселях и ели мороженое до тех пор, пока сумерки не сгустились в ветреных осенних аллеях.

Впрочем, не все их выходки были злыми. Иногда они и сами не знали, куда деваться от собственной благости и положительности. Однажды Коцюба, увлеченная и добрая математичка, имела неосторожность намекнуть, что вот, мол, на дворе весна, а ей уже сто лет никто не дарил цветов. Единственное черемуховое дерево, мирно растущее во дворе у школы, было ободрано и в виде огромных, одуряюще ароматных букетов притащено в класс. И там, прямо посреди чужого урока, они были подарены растерявшейся от счастья и возмущения женщине. Когда уже на следующей перемене директриса резонно отчитала их за хулиганство, порчу зеленых насаждений и разбазаривание природных ресурсов, они, оставшись после уроков, засадили весь двор выкопанными на окраине парка молодыми елочками.

В тот год они ездили «по обмену»: Таллин — Рига — Вильнюс — Каунас — Тракай. Тамара, химичка и классный руководитель, была, несомненно, лучшая, относительно всех остальных. Но и безотносительно кого бы то ни было, она была классная! Они догадывались об этом уже тогда, или, скорее, чуяли на уровне инстинкта, а окончательно уяснили только после той поездки в Прибалтику.

Она вздыхает сочувственно и уважительно. Только теперь можно оценить Тамарин героизм. Действительно, каким надо быть героем или как надо любить этих сумасшедших детей, чтобы взять да и вывезти под свою ответственность компанию шестнадцатилетних оболтусов на целую неделю в другой город…

Все же она вываливает на туалетный столик содержимое приятных размеров косметички. Как-никак в ресторан.

А у Катьки вроде голос был веселый. По крайней мере, по телефону. Такой же озорной и уверенный, как раньше.