Никола Марш - Экстремальная любовь

Они были на послеобеденном чае в Доме правительства, где чествовали получивших награждение ветеранов. Она надела облегающее платье цвета слоновой кости, он был в своем любимом костюме.

Они улыбались, пожимали руки и говорили правильные вещи правильным людям.

Как много таких мероприятий она посетила, вначале как дочь премьер-министра, а затем будучи женой дипломата? Как много съела канапе и выпила элитных вин? Как много было пустых разговоров и фальшивых любезностей? Так много, что и не сосчитать, и в этот день что-то внутри дало трещину. Она сказала что-то, а Леон, обычно более чувствительный к переменам настроения у своих избирателей, заметил это, и когда они вернулись в свои апартаменты, он с ней серьезно поговорил.

Не было ни жестких слов, ни обвинений, он только приводил чистые факты. У них начались приятные дружеские отношения в ранней юности, которые перешли также легко в удобный, ожидаемый брак, когда им исполнилось двадцать с небольшим. Никаких упреков, и за это она была ему благодарна.

Она стала свободной, а Леон был отослан в Бельгию. Это было ожидаемо, учитывая тот факт, что это устроил ее отец, когда узнал об их планах развестись. Вспышки отцовского темперамента нельзя было сравнить со спокойной рациональностью Леона, и когда мама кивала с пониманием и клала руку на плечо папы, Ава знала, что все будет хорошо. Кроме того, ей небезосновательно казалось, что все страхи ее отца о разводе дочери были больше заботой о своей собственной репутации, а не реальной заботой о ее чувствах.

Хотя он уже оставил свой пост, но политик — всегда политик, и ее отец ценил внешнюю сторону дела больше всего. Вот почему она начала скрываться, когда история с ее разводом стала достоянием общественности и репортеры-стервятники стали постоянно преследовать ее и накидываться на нее со своими вопросами, а затем и обвинениями.

Были ли у Леона связи на стороне? Встречалась ли она с кем-нибудь? Может быть, ее бесплодие стало причиной развода?

Ужасных, назойливых вопросов становилось все больше. Она отмалчивалась. И, не имея достоверной информации, журналисты беззастенчиво замарывали ее репутацию грязными выдумками.

Она не винила Леона за то, что он уехал в Бельгию, — чем дальше, тем лучше от этих безжалостных, повторяющихся вопросов. Но она винила своего отца каждый раз, когда ему задавали вопрос и он пучил глаза в камеру, бормоча свое обычное «Без комментариев».

Почему он не защищал ее? Он заступался много раз за интересы партии, за приятелей-политиков, которых уличали в реальных скандалах, но не мог сказать ни единого слова в защиту дочери. Это ранило так же, как и вся та чушь, которую писали о ней в прессе, может быть, даже больше.

Слегка нажав пальцами на веки, она моргнула несколько раз и открыла глаза. Ее взгляд упал на выгравированный портрет Версаче над кроватью.

Его выражение было добродушным, казалось, он улыбается ей, одобряя ее. И с непривычным для нее радостным возгласом она вскочила и начала танцевать по комнате, радостная от осознания новых перспектив в своей жизни.

Свобода! Анонимность! У нее раньше никогда этого не было, и она намеревалась выжать все, чтобы насладиться каждой секундой с новым мужчиной, сколько бы это ни продлилось.

Конечно, лучше бы ей прекратить плясать по комнате, а открыть быстренько свой ноутбук и сделать список общих вопросов Роману, это поможет, пока он совсем не ушел от дела.

Ава жмурилась от удовольствия: «Это был определенно лучший обед, который я когда-либо пробовала».

И самый лучший компаньон, который у нее был когда-то. Она смотрела на другой конец стола, и люстра бросала соблазнительные тени на красивое лицо Романа, отчего ей приходилось сдерживаться, чтобы не потянуться и не погладить его по щеке.

— И как я собираюсь залезть в мой гидрокостюм после этого, мне непонятно, — сказал он, отправляя последний кусок шоколадного торта себе в рот.

Гидрокостюм… облегающий его тело…

Поднимая бокал с вином, она потянулась вперед к нему:

— Если тебе нужна помощь…

Он засмеялся на ее неуклюжую попытку флиртовать.

— Только если ты пообещаешь заняться вейкбордингом[4] вместе со мной.

— Ни в коем случае.

Он хмыкнул:

— Ты неофит в спорте.

Изображая возмущение, она покачала пальцем:

— Я должна тебе сказать, что проявляла большой интерес к австралийскому футболу, с тех пор как переехала в Мельбурн. И смотрела теннис. И иногда гольф.

Он фыркнул:

— Это потому, что тебе нравится глазеть на широкоплечих мужчин в обтягивающих шортах.

Ее губы скривились от смеха.

— Хорошо, твоя взяла. Может быть, я пойду посмотреть на тебя, привязанного к лодке на смехотворной маленькой доске? Скажи, мне нужно брать бинокль или нет?

Он пожал плечами:

— Неофит и извращенка.

Ей нравились его улыбки и смех, веселые шутки. Ужины с Леоном состояли из обычных вопросов — «Как прошел день? Какие планы на завтра?» — и ожидаемых ответов — «Хорошо. Работа, как обычно». Не было никакого стеба, или шуток, или флирта, просто двое людей, сосуществующих в одном доме.

Понимая сейчас, насколько ей тепло и уютно с Романом, Ава подумала, что стоило бы развестись уже давно.

Щелкнув пальцами, она произнесла:

— Этот неофит собирается нарисовать тебя в очень выгодном свете в своей статье, если тебе повезет, так что будь паинькой.

Он шутливо отдал ей салют:

— Принято. Не хотелось брать журналиста со стороны.

Она почувствовала отвращение при упоминании журналистов. Она не станет похожей на них — не будет придумывать бред и публиковать вздор, когда у нее недостаточно информации. Она будет тщательно проверять все факты.

Ей нравилось, что «Глобтроттер» — уважаемый журнал, который любят во всем мире за статьи о путешествиях и интервью с интересными людьми. Тот факт, что ей доверили написать одно из таких интервью, приводил ее в трепетный восторг.

— У меня громадный список вопросов к тебе, и первый из них: почему ты так стремишься к публичности?

Тень мелькнула на его лице, перед тем как чарующая улыбка вернулась опять, она даже удивилась, не показалось ли ей это.

— Ты говорила, что видела некоторые экстремальные виды спорта по телевизору?

— Ты имеешь в виду олимпийские виды мероприятий для сумасшедших, которые хотят сломать шею, прыгая со зданий и мостов?

Его глаза сузились, но он не мог скрыть изумления:

— Ты смеешься надо мной.

— Может быть, немножко.

— В любом случае, — он сделал движение, как будто закрывает на молнию свой рот, как если бы предлагал ей примолкнуть, пока она наслаждалась словесным спаррингом с ним, — конкуренты любят это, фанаты слетаются стаями. Моим инвесторам выгодно повысить популярность экстремального спорта, то есть чем больше я буду маячить на экране телевизора, на радио и в прессе, тем лучше.