Вера Копейко - Любовь в прямом эфире

— Мне? — изумился Антон Данилович и откинулся на спинку дивана с такой силой, что желтая диванная кожа заскрипела. — Ты хочешь, чтобы я привез тебе такую же новую? — попытался он угадать, зачем Даша дает ему карту.

Дочь уставилась на него: синие, как у матери, и круглые, как у него, глаза ему всегда нравились. Точнее — они его удивляли. А удивить чем-то Антона Даниловича трудно. Но глаза дочери ему казались доказательством библейского утверждения, что муж и жена — единая плоть. «Как верно, — думал он, глядя на Дашу, — что мужчина и женщина соединяются в своем ребенке».

— Заче-ем мне карта, Дарья?

— Чтобы ты мог ориентироваться в Париже. Вот когда я гуляла по городу, ты знаешь…

Отец со стоном попробовал закинуть голову. Но толстая шея мешала. Тогда он сел прямо и сказал:

— Ты на самом деле думаешь, что я собираюсь ходить пешком? Я буду ездить на такси! А таксист знает свой город, если даже это и Париж, без всякой карты.

— Та-ак, — раздался голос матери. Отец и дочь обернулись. — Теперь, Даша, ты понимаешь, как мне с ним скучно путешествовать? — Она завязывала пояс голубого махрового халата. — Ты видишь? — Наталья Сергеевна вытянула руку, указывая на отца. — Если бы я знала, в какое… гм… то есть во что превратится красавчик Антон Гребнев, — она деланно вздохнула, — то у тебя был бы другой отец.

— Но тогда, Дарья, у тебя не было бы таких глаз. — Он подмигнул дочери. — Таких, которые можно положить на…

— Перестань! — Жена, опускаясь рядом с ним на диван, отвесила мужу легкий подзатыльник. — Ты с кем разговариваешь? С дочерью или… Или со своими замороженными мороженщицами?

— Замороженными, — насмешливо пробормотал он. — Как же…

— Ладно, — сказала она, — не будем о них. — Кстати, я слышу, речь зашла о путешествиях, так вот…

— Куда на этот раз? — перебил жену Антон Данилович.

— По югу Италии.

— Не оставь своим вниманием Сицилию. Увидишь настоящих мафиози, — засмеялся Антон Данилович.

— Я вижу их и здесь каждый день, — насмешливо отозвалась жена.

— Мам, может, ты завернешь во Францию? — Дарья держала перед собой карту, не зная, куда ее деть.

— Очень кстати, — кивнула мать, но руку за картой не протянула. — Я не из тех недорослей, которые утверждают, что их извозчик довезет.

— О, Господи! Она еще издевается надо мной! Посмотри на меня. — Он раскинул руки и теперь походил на гигантского «тедди» — модного во всем мире игрушечного медведя. — Да как же я могу пешком бродить по Парижу, если…

— За себя боишься или за свое мороженое? — насмешливо спросила жена. — Ты знаешь, Антон, а мне больше нравилось, когда ты торговал ветром… — жена засмеялась. — Тогда мы гуляли гораздо больше. Конечно, ты не был таким толстым.

— Еще бы, — усмехнулся тот. — Конечно, мы гуляли больше. Тогда ты не раскатывала на «пежо». Ветряки, которые мы пытались продавать «новым русским» для загородных коттеджей, не принесли нам таких денег,

— Сладкие слюни, — подхватила жена и рассмеялась низким голосом. — Как мы замечательно гуляли, как дышали ветром. Ветром перемен, — иронично бросила она, выходя за дверь.

Антон Данилович проследил за ней взглядом. Все такая же стройная, как и два десятка лет назад. Что ж, ему повезло с женой, в который раз признался он себе. Очень. Потому что это была настоящая любовь, к которой все стремятся, но не все находят. А он нашел.

Гребнев прикрыл глаза и увидел парочку, сидящую на скамейке на Чистых прудах с мороженым в руках. Он купил себе и ей по вафельному стаканчику с розовой розочкой наверху. Розочка была твердая, холодная, очень жирная и такая… такая…

Он внезапно открыл глаза, словно кто-то включил яркую лампу, и веки дернулись сами собой. Вот… вот оно… Антон Данилович наконец понял, что зацепило его в рассказе дочери. Он знал, с чем это соединить, чтобы получилось то необыкновенное, то невероятное, что он искал, не отдавая себе отчета.

— Дарья! Ты меня навела на потрясающую мысль, — хрипло сказал Антон Данилович.

— Ты о карте? — Дочь склонила голову набок, как делал сам Антон Данилович, когда чего-то не понимал, но не собирался в том признаваться.

— Нет, моя дорогая. Я насчет передачи, которую готовит твой друг Игорь со своим отцом.

— Вот как? — Теперь Даша держала голову прямо и не мигая смотрела на отца.

Тот усмехнулся. Как они с ней все-таки похожи! Ишь подобралась, вся внимание!

— Я хочу сделать ему такое предложение…

— От которого он не сможет отказаться, — насмешливо закончила любимую отцовскую фразу дочь.

Антон Данилович засмеялся.

— Именно так.

— А насчет чего? — осторожно спросила Даша, засовывая руки в карманы джинсов. Таким образом, она отучала себя от излишней жестикуляции. Что ж, у нее получалось. Правда, карманы стали как джинсовые сумочки.

— Насчет любви, — ответил отец. — Но больше ни о чем не спрашивай. Не скажу.

— Ну что ж… — Дарья пожала плечами.

— Звони ему и зови. Пускай немедленно приезжает.

Антон Гребнев всегда действовал решительно, но тщательно обдумывал все перед тем, как действовать. Сперва он закончил институт электронного машиностроения, но это было в другой жизни. Потом понял, что должен переучиваться, и поехал в Европу.

Он раньше других осознал, что такое круг общения, поскольку был сыном генерала интендантской службы. Он оказался в бизнес-школе в Швейцарии, под одной крышей с дочерью президента одной из среднеазиатских, бывшей союзной республики. С сыном владелицы известной фирмы по перевозке пассажиров. Эта женщина, обыкновенная толстая мама, прикатила к ним с двумя охранниками, наварила кастрюлю борща. А кастрюлю, между прочим, привезла с собой из Москвы.

— Неужели? — ахнула президентская дочь.

— А ты как думала, милочка? Нарожаешь своих, поймешь, — усмехнулась та. — Ладно, налетайте!

Налетели. Причем все, кто в тот момент приехал из России учиться в этой бизнес-школе.

Надо ли говорить, что и в Москве они не раз сидели за одним столом и ели вместе — пускай не борщ? Эти посиделки помогали продвинуть и уже начатые дела, и те, которые еще только предстояло начать.

Когда Дарья училась на первом курсе Московского университета, однажды, в самом начале весны, отец сказал ей:

— Ну вот, дочь. Сделай-ка перерыв в учебе.

— Но я не устала, папа.

— Тем лучше. Значит, быстро научишься кататься на горных лыжах.

— На че-ем? — изумилась дочь. — Но я учусь в автошколе.

— Потом доучишься. Сейчас самый лучший сезон в Швейцарских Альпах. Самая приличная публика.

— А… лекции?

— Потом догонишь. Горные лыжи сегодня — это большой теннис вчера. На них ты вкатишь в тот круг, который должен стать твоим. Поняла?

Так Даша Гребнева оказалась в швейцарском местечке Лейкербад.