Вера Копейко - Любовь в прямом эфире

Саша Артемов собирал ламповые приемники. Собирал он их не в том смысле, что вставлял и вынимал лампы, соединял и разъединял разноцветные проводки, лазил в нутро деревянного ящика, в котором все это лежало. Он их коллекционировал готовыми.

Саша покупал рекламные газеты и звонил по объявлениям тем, кто предлагал «Ригонды», «Сириусы», «Латвии», «Балтики» — гордость начала шестидесятых прошлого века. Массивные, угловатые, из прежней жизни. Он бродил по Интернету и там находил сайты, где висели объявления о продаже. Эти приемники стали для него вожделенным предметом. Почему? Он не раз задавал себе этот вопрос.

Однажды Саша ответил на него. Он не доиграл в детстве, потому что родители не могли купить ему радиолу. Не было денег. Он помнил, как завидовал приятелю, который крутил ее за стенкой с утра до ночи. У него в доме всегда толпились гости, было весело, шумно, а Саша, в семье которого было тихо, слишком тихо, не слишком радостно, считал, что все дело в ней, в радиоле «Эстония». От нее меняется вся жизнь.

Ему вынули с антресолей старый, еще дедов баян, и мать сказала:

— Учись. Вот тебе музыка.

Но он хотел радиолу. Такой же замечательный агрегат, как у соседа. Неважно, что к первоклассному приемнику приставлена вертушка — проигрыватель четвертого класса. Она то и дело ломалась, эта вертушка, и сосед приглашал Сашу чинить — у него был дар, как говорила мать, крутить гайки.

А потом, через много лет, Саша Артемов все-таки вознаградил себя, заполнил зияющую дыру желания, как он называл свою неутоленную страсть.

Первой в его коллекции стала «Эстония», точно такая, как у соседа. Жена, увидев агрегат, сказала ясно и просто:

— На дачу.

Когда у нее бывало такое лицо, Саша знал, что выбор невелик — или скандалить, или подчиниться. Причем результат скандала будет все равно один — радиола окажется на даче. Она сама ее туда отвезет.

Саша не стал спорить, погрузил покупку в машину и отвез на дачу, тем самым «застолбив» место для коллекции и разрешение на нее.

К нынешнему времени эта коллекция заняла всю мансарду дачного дома.

Он бросил взгляд на Надю. Тогда он еще не знал ее так, как сейчас.

…Суббота была на исходе, когда он приехал. Надя уже прокатилась по дачным улицам, а к нему должна была завернуть, когда в сумке останется мороженого на самом донышке. Она знала, что он купит остатки, но не хотела обременять его.

Саша вошел в дом и втянул воздух. Он любил этот всегдашний запах дерева. Это его нора, он никогда не возил сюда женщин, а они рвались, особенно Кира, но он ей однажды довольно резко сказал:

— Это только мое место. — Интонация была предупреждающей, и Кира не рискнула спорить.

— Хо-ро-шо! Ах, как же хорошо! — Саша потянулся до хруста, едва переступив порог дома.

Потом сделал несколько шагов и отдернул бордовые занавески. Между двойными стеклами прибавилось сушеных насекомых, каких-то неведомых жучков, длинноногих комаров-гигантов. Он притиснулся носом к стеклу и увидел толстого шмеля, который лежал, задрав кверху лапки.

«Проникли сюда, лазутчики, но выбраться не смогли, — подумал он. — Такие же, как люди. Иногда сами не знают, куда лезут». Что ж, зрелище назидательное. Но он отмахнулся от мысли, которая пыталась навязаться.

Дом всегда принимал его охотно. Он поскрипывал, как обычно скрипит дерево после жаркого дня, остывая. Это живое дыхание заставляло Сашу чувствовать себя так, будто он вошел внутрь живого существа. «Пожалуй, — подумал он вдруг, — ощущение можно сравнить только с одним…»

Он подошел к кровати, на которой валялись его шорты, взял их, расстегивая другой рукой молнию на брюках. «Это похоже на соединение с любимой женщиной, вот на что, — решил он. — Когда после того, как закончится порыв, движение, хочется остаться в ней навсегда…»

Саша передернул плечами.

Что-то предупреждало, намекало: сегодня произойдет нечто особенное в его жизни…

Саша подрыгал ногами и высвободился из штанин, переступил через брюки, которые кучкой остались лежать возле кровати, натянул шорты. Подошел к другому окну, выходившему на соседний участок.

«Ловок сосед, — в который раз удивился он неутомимому хозяину. Похоже, уже трижды передвигал туалет. Каждые три года, по часовой стрелке. Что ж, семейство большое, хорошо трудится».

Он улыбнулся и запустил пятерню в волосы. Приподнял их, пропуская между пальцами. Между прочим, у Нади густые волосы, внезапно пришло ему в голову. Если запустить пятерню… Он ощутил, как дернулась плоть внизу живота.

«А Баррик — смышленый пес», — поспешил увести себя от тревожащей мысли Саша, заметив большую овчарку, мчавшуюся по соседскому участку. Он и впрямь стал поджарый, значит, правду говорила соседка, что на время учебы в собачьей школе его посадили на диету.

Но что это пес делает? Саша сощурился, всматриваясь через планки забора. Самым наглым образом нарушает диету, пока никто не видит. Молодец, как степенно топает по бетонной тропе с огромной грязной костью в зубах. Припас в свое время, а теперь выкопал.

Внезапно пес совершил бросок — с бетонной дорожки нырнул в заросли молоденьких елочек, которыми по периметру обсадил свой участок сосед.

— Сто двадцать три штуки, — сообщил он, почесывая лохматую грудь Баррика. — Вот как мы с ним потрудились, — хвалился он прошлой весной.

Да, упорна мужская натура, ничего не скажешь. И у хозяина, и у Баррика. А у него? Что ж, он тоже не промах, кому не ясно?

Саша отошел от окна и направился к лестнице, ведущей в мансарду.

Первое, что он увидел, был «Сириус», его новое приобретение. Саша остановился, потом опустился на корточки и покрутил ручку.

— «Кто вам сказал, что надежда потеряна»… — Женский голос заставил его вздрогнуть. Он недоуменно крутанул ручку еще раз, неразборчивые слова, шум, и снова отчетливое: — «Кто это выдумать мо-ог…»

Саша дернулся и оглянулся.

— Надя! — От неожиданности он сел на пол.

— Ты испугался? — смутилась Надя, стоя у порога. — Я окликнула тебя раз, потом еще. Я подумала, что, если стану звать громче, соседский пес поднимет лай. Поэтому я…

— Он не поднимет, — засмеялся Саша. — Он слишком занят делом.

— Неужели настолько, что ему никого не хочется погрызть?

— Именно потому, что он уже грызет. Здоровенную кость.

— Я продала сегодня все, — сообщила Надя.

— Даже мне ничего не оставила? — удивленно спросил он.

— Нет.

— А чем же мне сегодня охладиться? — вдруг спросил Саша и окинул ее взглядом с головы до ног.

Надя была в зеленых шортах и черном топике, который не закрывал ничего, кроме груди. Плечи, шея, спина золотились от загара. Его взгляд метнулся ниже, к пупку, который манящей ямочкой темнел между топиком и шортами.