Джейн Портер - Под чужим именем

Зейл не спал, хотя и был совершенно изнурен. Его ум был беспокоен, а грудь болела.

Неопределенность пугала его — для него она была сродни хаосу. А он всегда стремился держать все под контролем. Потому что в те редкие случаи, когда он ослаблял контроль, случались ужасные, трагические события.

Лейкемия Стефана. Гибель родителей. Приступы Тинни.

Контроль был самой важной вещью на свете. Именно поэтому он добился успеха в спорте. Он был талантлив, но лишь усердие, дисциплина и самопожертвование привели его к славе.

Усилия вознаграждались, а самопожертвование давало душевный покой. Это было просто как дважды два. Но с Эммелиной все было иначе. Его чувства к ней были необузданными, стихийными. С ней он едва сохранял самообладание — ему хотелось схватить ее за волосы, затащить к себе в пещеру, как первобытный человек, и запереть ее там, чтобы она принадлежала лишь ему одному. Может, тогда он был бы спокоен.

Вдруг она вздохнула, пробормотала что-то во сне и крепко прижалась к его груди. Он почувствовал жесточайшую боль. Как он мог любить ее? Как он может до сих пор сжимать ее в объятиях?

Проснувшись, Ханна поняла, что она одна. Простыни рядом с ней были холодными. Она перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку. Наступило утро. Зейл ушел, а она скоро уедет из дворца. При мысли о прощании с Зейлом ее сердце заболело. Как они попрощаются? Зейл придет к ней в комнату? Встретится с ней у двери? Или вообще не захочет видеться с ней и ничего ей не скажет?

Как только Ханна вышла из душа, в ее дверь постучала леди Андреа, чтобы обсудить планы на день.

— Сегодня будет бал, и вам предстоит весьма насыщенный день, — сказала она, заглядывая в календарь. — Утром вы будете пить кофе в офисе его величества, а затем отправитесь на примерку к месье Пьеру, который прилетел сегодня утром и привез платье, которое вы наденете на Бал аметиста и льда.

Так вот оно что, ошеломленно подумала Ханна. Он вызывает ее в офис, чтобы сказать ей пару слов, а затем указать на дверь. Как царственно! Как профессионально!

— Спасибо, — ответила она. — Скоро буду готова.

— Я не имею права ничего рассказывать, — произнесла леди Андреа, понизив голос, — но декорации бала просто потрясающие. Зал превратят в зимнюю сказку с ледяными скульптурами от пола до потолка.

Ханна не думала о бале — все равно ее там не будет. Она думала о Зейле. В минуту прощания она должна оставаться спокойной и невозмутимой.

Через двадцать минут она сидела в личном кабинете Зейла с чашкой кофе. Он расположился напротив нее и молчал. С тех пор как она пришла, он почти ничего не говорил и даже не притронулся к кофе.

— Ты хорошо спала? — наконец спросил он, нарушив молчание, ставшее невыносимым.

— Да, спасибо.

— Вчера я очень расстроился. Я подслушал твой разговор по телефону и почувствовал, что меня предали…

— Не переживай. Я все понимаю и не буду устраивать сцен…

— Я должен извиниться перед тобой, — перебил Зейл. — Я неправильно все понял. Ты мне не лгала — с тобой говорил не Алехандро.

Она встревожилась:

— Откуда ты знаешь?

— Вчера он получил травму во время матча в Буэнос-Айресе, его отвезли в хирургическое отделение, и он до сих пор не пришел в сознание. — Он посмотрел на нее, сохраняя бесстрастное выражение лица. — Полагаю, ты уже знаешь об этом…

— Я не знала.

Он отвернулся:

— Прости, Эммелина. Я понимаю, что у тебя к нему… сильные чувства.

— Мне жаль, что он травмирован, но я не люблю его.

— Правда?

Она посмотрела ему в глаза:

— Как я могу любить его, если мне нужен только ты?

Он долго изучал выражение ее глаз и наконец спросил:

— Даже после вчерашнего вечера, когда я был намерен выгнать тебя?

— Да.

Он был бледным, напряженным и расстроенным.

— Прости. Я должен был доверять тебе.

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить улыбку.

— Все мы ошибаемся.

— Простишь меня?

— Да.

— Я хочу, чтобы ты осталась и была рядом со мной на балу.

— Конечно. С удовольствием.

— Спасибо. — В его голосе слышалось облегчение, но выражение его лица оставалось мрачным. — Теперь возвращайся к себе на примерку бального платья.

Зейл смотрел ей вслед, пока за ней не закрылась дверь. На мгновение он ощутил себя покинутым. Ему было приятно находиться рядом с ней. Она ошиблась, сказав, что она — не та, кто ему нужен. Ему пора бы уже ослабить контроль и перестать видеть все в черно-белом свете. Пора открыться, повзрослеть, измениться… ради нее. Он вспомнил, как доверчиво она прижималась к нему во сне. Ему хотелось, чтобы так было каждую ночь. Хотелось жениться, жить с ней, иметь детей…

Ханна стояла в примерочной комнат королевы в узком белом платье в греческом стиле, которое никак не застегивалось.

И никто ничего не говорил.

Ни леди Андреа, сидевшая в углу с записной книжкой, ни Камилла с Терезой, стоявшие у дальней стены, ни Селин, маячившая за спиной у Антона Пьера, парижского дизайнера, прилетевшего накануне утром с платьем для бала и свадебным платьем.

Все молчали — но что можно было сказать?

Изящное облегающее шифоновое платье должно было легко спадать белой волной, но вместо этого ткань топорщилась под мышками, а молния на спине не застегивалась.

— Втяните живот, — сказал Антон Пьер, изо всех сил дергая застежку вверх. Выражение его лица было неодобрительным.

— Я и так стараюсь, — ответила Ханна, вздрогнув, когда замок защемил кожу на ее спине.

— Еще, — настаивал модельер.

Она вскрикнула — замок снова захватил кожу.

— Ой! Мне больно.

Антон Пьер недовольно всплеснул руками:

— Если уж это платье вам мало, в свадебное платье вы тем более не влезете. Ваши бедра и грудь просто огромны, ваше высочество. Что вы ели?

— Я мало ем, — ответила Ханна, зная, что за последние несколько дней она сбросила как минимум два килограмма.

— Что за чушь! Спорю, что в последнее время вы налегаете на масло и конфеты, ваше высочество. Я уже несколько лет одеваю вас, и вы всегда просили, чтобы я говорил вам правду. Так скажу вам честно — вы растолстели. У вас лишний жир. — Он ущипнул ее кожу под бретелькой бюстгальтера. — Вам нужно срочно сбросить пять килограмм, иначе вы не сможете надеть свадебное платье. Я шил его для принцессы, а не для слона.

— Убирайтесь! — Голос Зейла так прогремел на всю примерочную, что одно из зеркал задребезжало. — Убирайтесь, Пьер, пока я лично не вышвырнул вас отсюда. — Затем он повернулся к леди Андреа: — Как вы можете позволять модельеру так разговаривать с ее высочеством? Где ваша преданность и лояльность? Вам, пожалуй, тоже следует собрать вещи и улететь домой вместе с месье Пьером.