Александр Ежов - Преодолей себя

Лозунги... Призывы... Значит, немцы призывают своих собратьев прекратить преступную войну... Призывают... Настя читала эти огненные строки и не верила своим глазам. Значит, правду говорит Пауль. Он член этой организации, может быть, член Национального комитета, который призывает к спасению немцев, к спасению их собственной страны. Она начала читать дальше:

«Национальный комитет призывает к спасению немецкой нации!

Ни единого выстрела больше для войны, ведущейся Гитлером!

Положить конец бессмысленной войне!

Долой Гитлера!

Свержение Гитлера — спасение для Германии!»

Настя повернула листовку на обратную сторону. Там тоже был текст. Она начала читать:

«Товарищи! Пишите наши призывы и лозунги на всех домах, стенах, заборах, воротах и дверях! На железнодорожных вагонах. На танках, боевых и транспортных машинах!

Пишите их на дорожных указателях и командирских флажках! На всех видах боевой

техники и вооружения!

Пишите наши лозунги на патронных и снарядных ящиках!

Пишите их в каждом письме домой!

Итак, действуйте!

Гитлер должен пасть, чтобы жила Германия!»

И в самом низу листовки Настя прочитала подпись: «Фронтовая организация Национального комитета „Свободная Германия"».

— Да, теперь я поняла, какое сложное у тебя задание,— сказала, подавая Паулю листовку. — Вокруг нас твои собратья, и может быть, они ждут нас? Ждут?

— Кто ждет, а кто и нет. Это опасная работа, Настя.— Пауль запрятал листовку в карман, повернулся, прошел шагов пятнадцать, снова повернулся и, подойдя уже совсем близко, тихо проговорил:

— Я имею полномочия от Национального комитета вести пропаганду среди немецких солдат. Я должен открыть им глаза.

— Я тебе помогу, Пауль, помогу... Пойдем вместе. Пусть я буду немкой, опять невестой, Пауль!

— Но ведь это опасно, Настя! — предупредил он ее.— Ты не должна рисковать...

— А ты?

— Я — другое дело. Я — немец, и я обязан, как бы это опасно ни было. Но если ты желаешь со мной пойти, то пойдем. Я знаю, что сказать немецким солдатам. Я обязан...

— А я?

— Ты поддержишь меня. Я назову тебя, как ты и предлагаешь, невестой, немкой. И все пойдет своим чередом.

— Ну, тогда пошли,— сказала она. — А куда пойдем?

— Туда, к фронту...

Через полчаса они столкнулись с группой немецких солдат. Их было человек десять. Немцы толкали машину, глубоко засевшую в снег. Правое заднее колесо буксовало. Пауль подбежал к машине и начал помогать. Настя стояла и наблюдала. Колесо уходило в снег все глубже и глубже, шофер выключил зажигание, и машина перестала вздрагивать, замерла. Солдаты сгрудились кучкой, сразу заметили незнакомого. Один из них, высокий и худощавый, спросил:

— Откуда, парень?

— Еду домой, в отпуск,— ответил Пауль. — Вот невеста со мной. — Он махнул рукой в сторону Насти, потом позвал ее. Она подошла.

— Ничего красотка! — похвалил Настю долговязый солдат. — И где такую раздобыл?

— Тут недалеко. Нашел и везу в Германию.

— А что, в Германии невест мало? — спросил другой солдат, уже пожилой, спросил серьезно, но у того молодого и долговязого засверкали искорки в глазах, а может быть, всколыхнулась зависть к этому одинокому немецкому солдату, которого отпустили домой на побывку.

— Хороша фрейлейн! Просто красавица! Русская или латышка?

— Немка,— ответил Пауль. — Тут, в Латвии, немцев много, почти в каждом городе проживают. Вот и нашел свою судьбу. Ну-ка, что-нибудь скажи им по-немецки, Анна.

— Да, я немка,— сказала Настя,— чистокровная немка и жалею вас, солдаты.

— Жалеешь? — спросил пожилой.— Почему жалеешь?

— Война проиграна. Вот вы? Как вас звать?

— Вилли Биг,— ответил солдат.

— Дети есть там, в Германии?

— Есть.

— И сколько у вас, Вилли, детей?

— Четверо. Старший погиб на фронте. Две дочери и еще младший сынишка. Ему десять лет.

— Говоришь, старший погиб? Господи боже мой, погиб! А сколько же ему было лет?

— Восемнадцать.

— Всего восемнадцать? Почти ребенок. Как это нелепо! Погибнуть восемнадцати лет, на чужой земле, ни за что ни про что. Как ты думаешь, Вилли?

Солдат переминался с ноги на ногу, виновато мигал потухшими глазами, хотел что-то сказать, но молчал.

— Что ж молчишь? — спросила Настя. — Ведь правду я говорю. Истинную правду.

— Но ведь война,— возразил солдат,— а раз война — значит, и людей она пожирает, не разбирается, кто такой.

— А кто затеял войну? — не унималась Настя. — Кто ее развязал?

— Известно кто — Гитлер,— ответил за старшего долговязый молодой солдат. — Он начал войну, а мы теперь отдувайся. Думали, победим Россию. Не получилось. Теперь отступаем.

— Вот в том-то и дело,— вмешался в разговор Пауль. — Гитлер развязал войну. А кому нужна эта воина? Кому? Простому рабочему, крестьянину? Им война не нужна. Она нужна богатеям: они наживаются на этой войне. Простой солдат погибает, а фабрикант готовит пушки и бомбы, прибыль загребает, золотой дождь на него сыплется. Разве это справедливо? Что скажешь на это, Вилли?

— Конечно несправедливо,— ответил солдат.— Надоела нам эта война. Но что поделаешь? Бросишь оружие — расстреляют, да еще родственников посадят в концлагерь.

— Не посадят,— сказал Пауль. — Надо только мозгами пошевелить. Удобный момент выбрать.

— Какой же это момент? — спросил долговязый немец. — Что-то я не понимаю, куда ты клонишь, друг. Да и кто ты такой? Откуда явился?

— Пауль Ноглер я. Немецкий солдат. Бывший немецкий солдат.

— Почему бывший? У нас тут бывших нет. Все мы солдаты немецкого рейха, давали

присягу на верность родине,— сказал долговязый немец. — Так что присягу должны

соблюдать. Иначе каюк.

— Не расстреляют,— твердо сказал Пауль. — Надо сдаваться в плен. Война проиграна окончательно.

— А если русские прикончат, когда сдадимся? Так уж лучше воевать.

— Неправду ты говоришь, солдат. Я с той стороны.

— С какой это — с той?

— Я был у русских и скажу вам правду. Чтобы держать вас в страхе, фашисты распространяют лживые утверждения о нечеловеческой жестокости русских солдат. Все это ложь. Гитлеровские бандиты утаили от вас правду. Говоря о жестокости русских, они хотят вызвать у вас сомнения и побудить весь немецкий народ к самоубийству.

— За нашей спиной стоят эсэсовцы. Они имеют приказ стрелять в каждого, кто откажется воевать,— стал возражать долговязый солдат. — Умирать нам не хочется.

— Как тебя звать? — спросил Пауль.

— А зачем тебе это?

— Просто хочу знать.

— Ну что ж, будем знакомы — я Курт Мюклих.

— Ты хочешь жить, Курт?

— Конечно. Кто ж не хочет? Всякий хочет жить.

— А если убьют тебя, мать будет плакать, отец?

— Отец погиб еще в сорок втором под Сталинградом.