Галина Гилевская - Обжигающая страсть

Она нервно погасила сигарету в пепельнице, не докурив даже до половины.

— Когда я вошла в квартиру, родители уже спали, а Ральф пришел в мою комнату страшно злой. Он кричал: «Ты позволишь этому ублюдку трахнуть тебя! Трахнуть тебя! — кричал он. — Это конец для нас!». Он стоял посреди моей комнаты и вдруг заявил, что будет спать в моей постели… Я знала, что мне его нужно как-то выгнать, и я выгнала его, заперла дверь… Он начал умолять меня, просить прощения, а я просто слушала… Ну почему тогда не проснулись мама и отец! Слишком далеко их спальня!.. Я слушала, слушала, слушала — несколько часов. Потом наступила тишина. И я заснула…

Лолита встала и подошла к окну. Несколько минут смотрела девушка на улицу, то ли собираясь с силами, то ли пытаясь справиться со слезами. Кравцов сидел, боясь пошевельнуться.

— Когда наутро я проснулась, — продолжила Лолита, обернувшись к Степану Николаевичу, — я услышала плач. Я пошла по коридору, подошла к ванной… Мне сказали: «Не заходите туда!» Но я зашла. И я увидела его… Он перерезал себе вены на руках… Я обняла его голову… Когда я вошла, его голова была под водой, и вся вода в ванне была красной. Меня с матерью отвезли на какую-то дачу, чтобы мы не были в доме, не видели всех приготовлений… А через несколько дней после похорон позвонил Петр. Он ничего не знал и спокойно предложил встретиться. И я пошла. Пошла, собрав с собой самые необходимые вещи. Я пошла навсегда… Я должна была… Я знала, что должна… Я пришла и сразу попросила его трахнуть меня. «Трахни меня!» — я сказала. И осталась жить у него, на целых несколько месяцев…

Лолита подошла и снова опустилась на диван рядом с Кравцовым. Глаза ее были сухие, наверное, те слезы она уже давно выплакала. Она долго глядела перед собой невидящим взглядом, а затем положила голову на скрещенные на коленях руки, спрятав лицо.

Степан Николаевич мягко привлек ее к себе и, полуобняв, прижал к груди:

— Ничего, Лолита, ничего… Сейчас все хорошо, все спокойно… Все будет отлично…

Он нежно, успокаивающе, гладил ее по плечам, по голове, нежно целовал в лоб, и Лолита внезапно почувствовала прилив нежности и благодарности к этому мужчине. Она вскинула руки на его плечи и сильно, страстно поцеловала его в губы.

У Кравцова перехватило дыхание, он не знал, как отреагировать на этот поцелуй, а Лолита все целовала и целовала его, горячо, жарко. И он почувствовал, что желание захлестывает его. Он прижал ее к себе сильнее, потянул с плеч ее пиджак.

— Да, Степан, да… — ее шепот был горячим и завораживающим. Она сняла пиджак, но когда он потянул ее гольф из юбки, мягко отстранилась: — Подожди секунду.

Девушка быстро подошла к двери, открыла ее и с порога приказала секретарше:

— Вероника, если кто-нибудь, все равно кто, будет меня спрашивать — я ушла по магазинам. Меня нет ни под каким предлогом. У нас слишком серьезный разговор, — и, закрыв дверь, повернула ключ. Уже не сдерживаясь, она бросилась к окнам, опустила жалюзи и, на ходу стаскивая гольф через голову, поспешила к Кравцову:

— Степан, я хочу тебя…

Несколько часов не могли они расстаться. Они то соединялись страстно и бурно, то пили наслаждение по капле, медленно. Они забыли обо всем на свете.

В пятницу вечером Кравцовы ехали на дачу, собираясь провести там весь уик-энд.

Водитель Володя, как обычно, дипломатично молчал, избегая вступать в любые разговоры в присутствии жены своего шефа, а вот Светлана Васильевна болтала без умолку, не стесняясь ни Володи, ни Наташки и высказывая все, что думает по поводу решения Макара привезти на выходные на дачу Лолиту.

— Я не против того, что она там будет, — как будто оправдывалась она перед мужем. — Ради Бога! Я, правда, не против. Но почему Макар даже не спросил у нас? Она вдруг стала частью нашей жизни… Она неплохая, конечно, но на такой уик-энд, когда мы будем справлять мой день рождения… С родителями… Я не хочу показаться злобной, но — не знаю, почему — во мне пробуждается самое плохое.

Светлана Васильевна явно нервничала, и ее ворчание сильно действовало мужу на нервы, но он сдерживался, изредка пытаясь ее успокоить:

— Не волнуйся, все будет хорошо!

Часам к девяти вечера между сосен мелькнул джип Макара, и через несколько мгновений парень уже весело сигналил, подруливая к крыльцу дачного особняка.

Теперь все были в сборе, и в ожидании ужина, над которым хлопотала на кухне завтрашняя именинница, собрались в столовой, попивая аперитивы и рассматривая старые семейные фотоальбомы.

Елена Николаевна, бабушка Макара по матери, показывала Лолите снимки, рассказывая, кто на них изображен, и с увлечением их комментируя:

— Вот это — мой отец. Очень старая фотография.

— Да, красивый мужчина.

— А этого парня узнаете, нет? Василий Александрович, муж мой! Вася, чего ж ты так постарел?

Старик незлобиво отшутился, ухмыльнувшись в усы:

— На себя глянь в зеркало, красавица…

— Ворчишь… А вот мы все вместе: Степан, Светлана, дети, мы с Василием и кумовьями, Степана родители — Николай Захарович и Татьяна Петровна. Душевные были люди…

Лолита внимательно всмотрелась, заинтересованная снимком молодого Степана: то же открытое, но строгое лицо, те же глаза, та же улыбка, вот только волосы еще не были седыми, да морщинок вокруг глаз поменьше. На сегодняшнего Макара совсем не похож, тот, видно, по материнской линии много унаследовал.

— Большая семья получилась, когда все вместе сфотографировались, — девушка пыталась, как могла, поддерживать разговор со старушкой.

— О, еще бы! — бабушка заметно оживилась. — А дружная какая семья у нас была! Мы с кумовьями ладили, дружили, почаще собираться старались…

— И меня вечно таскали с собой. А я так не любил эти бесконечные посиделки с обязательным исполнением всего песенного репертуара семей Кравцовых и Рыбаковых, — вдруг подал голос Макар, до того тихо сидевший у горящего камина со стаканом аперитива в руках.

— Макар, так нехорошо говорить! — вмешался Степан Николаевич, оторвавшись от телевизора. — Компания у нас всегда собиралась неплохая…

— Не всегда…

— Да ну?! Что ты хочешь этим сказать? — Степан Николаевич внимательно смотрел на сына, и все в комнате вдруг насторожились, не понимая, к чему клонит Макар.

— Да! Иногда… Ну, я не знаю… Наверное, всегда все у нас было слишком хорошо, слишком спокойно и превосходно, — чувствовалось, что аперитив на голодный желудок оказал свое действие, и Кравцов-младший заметно охмелел. — Главное в нашей семье всегда было одно — не нарушать имидж, внешний вид. Чтобы ни у кого не возникало никаких вопросов. Собрались, попели песни… Никто ни о чем не спросит друг друга… Не обсудит даже политики партии и правительства, не говоря уж о международном положении.