Линн Харрис - Обманчивая внешность

– Ты ведь не успокоишься, правда? – спросил он.

– Если не хочешь, можешь не отвечать на мой вопрос, но я думаю, что мы оба знаем правду.

– Хорошо, я отвечу, – неохотно уступил он. – Это отличается от того, что произошло в Палермо. В моих снах все намного хуже.

– Не хочешь об этом поговорить?

Неожиданно Зак рассмеялся. Это был невеселый, циничный смех, за которым слышалась боль.

– Нет, черт побери. Если бы ты выслушала мою историю, ты в ужасе убежала бы обратно на Сицилию. Но спасибо за попытку.

– Я сильнее, чем кажусь, – возразила Лиа.

Зак покачал головой:

– Тебе только кажется. Забудь об этом, котенок.

Котенок. Она не знала, следует ей обидеться на это обращение или, напротив, счесть его приятным.

– Фотограф тебя все-таки беспокоил.

– Да.

В его тоне было предупреждение, но она не могла остановиться.

– Почему ты делаешь все эти вещи, если боишься собственной реакции?

– Потому что у меня нет выбора, Лиа, – раздраженно бросил он. – Я Скотт, а Скотты исполняют свой долг. И тебе лучше к этому привыкнуть, потому что скоро ты станешь одной из нас.

Это разозлило Лиа.

– То есть ты хочешь сказать, что я должна буду делать то, что мне не нравится, лишь ради доброго имени Скоттов?

Его глаза сверкнули.

– Что-то в этом роде.

Лиа дерзко вскинула подбородок:

– А если я откажусь?

– Уже слишком поздно идти на попятную, дорогая. Я сказал Элизабет Каннингем, что ты моя невеста. Завтра все газеты напишут о нас с тобой. Весь город только и будет говорить, что о незнакомке, похитившей мое сердце. Так что хочешь ты этого или нет, но тебе придется сопровождать меня на все мероприятия, на которых я должен буду присутствовать.

Лиа бросило в дрожь.

– Ты такой же, как мой покойный дед, – произнесла она с горечью. – Для него тоже на первом месте всегда были внешние приличия, мнение других людей. – Лиа выругалась по-итальянски. – Мы не имеем права на человеческие слабости, потому что репутация семьи превыше всего.

Она хотела уйти, но Зак схватил ее за плечи. Она попыталась вырваться, но он ее не отпустил. Он был так близко, что она, несмотря на свою ярость, начала плавиться как воск в его объятиях. Ее злило, что он так на нее действует, в то время как она не вызывает у него подобной реакции.

– Есть вещи, которые важнее наших собственных желаний, – сказал он. – И ты прекрасно это знаешь.

Лиа сделала глубокий вдох, чтобы сдержать душащие ее слезы.

– А еще есть вещи, которые важнее внешних приличий. Тебе следовало бы с кем-нибудь поговорить…

Зак отпустил ее и, сделав шаг назад, громко выругался. Затем он выставил вперед указательный палец. Его рука дрожала, поэтому Лиа нисколько не испугалась его гнева.

– Оставь это, Лиа. Тебя это не касается, – пробурчал он, убрал руку и, отвернувшись, облокотился о перила.

Лиа не знала, что сказать. Она не думала, что ее слова причинят ему такую боль, и сожалела о них. Также ей было жаль, что он не готов ей довериться, и она не знает, как ему помочь.

Сглотнув, она сократила расстояние между ними и заняла место рядом у перил. Какое-то время они оба молчали.

– Я буду выполнять свой долг, Зак, – мягко сказала она. – Я буду сопровождать тебя на каждое мероприятие, на котором тебе нужно будет присутствовать. И я не позволю им тебя донимать.

Зак посмотрел на нее, вопросительно подняв брови.

– Фотографам. Толпам людей, – продолжила она, понимая, что назад дороги нет. – Кому бы то ни было. Я не позволю им вывести тебя из душевного равновесия. Знай, что ты можешь на меня рассчитывать.

Выражение его лица не изменилось, но ноздри начали раздуваться.

– Ты собираешься меня защищать?

Это прозвучало смешно, но Лиа под действием внутреннего порыва протянула руку и сжала его мускулистое плечо.

– Любой ценой, – ответила она и, не желая слышать его ответ, повернулась и ушла.

– Лиа, – позвал он, когда она была уже у своей двери.

Призвав на помощь остатки самообладания, она повернулась:

– Да.

– Grazie, cara mia [2] .

Ее сердце пропустило удар.

– Пожалуйста, – пробормотала она, вошла в свою комнату и тихо закрыла дверь.

День будет напряженным, подумал Зак, увеличив скорость беговой дорожки. Он должен быть в форме, если хочет справиться со всеми проблемами, которые свалятся на него сегодня.

Солнце еще не взошло, небо было серым, но спать совсем не хотелось. Разве мог он уснуть после кошмара, который ему приснился?

Он снова лежал в траншее, неподвижный из-за обезболивающего, которое ему вкололи, и слушал крики и ритмичный шум выстрелов. Люди, которых прислали за ним, действовали профессионально, но знали, что помощь с воздуха не подоспеет вовремя.

Он очень хотел им помочь. Он видел лицо последнего из оставшихся в живых морпехов, чувствовал, как тот вкладывает ему в руку пистолет. Он поднял его, собираясь сделать то, что нужно было сделать…

Но он всегда просыпался прежде, чем нажимал на спуск. В такие секунды его всегда переполняли ужас, гнев и отвращение.

По его лицу и обнаженному торсу градом катился пот. Он снова увеличил скорость, но знал по опыту, что от прошлого ему не убежать.

Поэтому ему придется сосредоточиться на настоящем.

Сначала он просмотрит свежую прессу, затем ответит на телефонный звонок отца, который непременно потребует от него объяснений.

Ему следовало сообщить всем о своих намерениях насчет Лиа более подобающим способом, но, когда лицемерная Элизабет Каннингем посмотрела на нее как на какое-то ничтожество, недостойное его, он не сдержался. Обычно он действовал более осмотрительно, но в этот раз поддался эмоциям.

Наверное, всему виной страстность Лиа, ставшая для него сюрпризом. Когда в коридоре он прижал ее к стене, она была такой неистовой, такой сексуальной в своем гневе.

Удивительное сочетание невинности и сексуальности делало Лиа особенной. Она была не похожа на женщин, с которыми у него были отношения в прошлом. Каждая из этих утонченных красавиц с безупречными манерами могла бы стать идеальной женой для публичного человека вроде него. Также у него были романы с другого рода женщинами. Они были веселыми и необузданными в постели, но с ними было нельзя появиться в обществе.

Лиа происходит из порядочной семьи. Она воспитанна и скромна. Ее нельзя назвать необузданной, но, когда они занимались любовью, ее тело отзывалось на каждое его прикосновение.

Зак стиснул зубы. Сейчас не самое подходящее время об этом вспоминать. Но он не мог перестать думать о ночной сцене на террасе, когда она сказала ему, что будет защищать его от репортеров. Он хотел рассмеяться, но не сделал этого.

Он был одновременно удивлен и тронут. Да, он чуть не накричал на нее, не запретил ей лезть в его дела, но ее зеленовато-голубые глаза так серьезно смотрели на него, что он не смог этого сделать. Глядя на нее, он понял, что она искренне о нем беспокоится, переступил через свою гордость и поблагодарил ее. Думая об этом, он вспомнил, как она закашлялась, когда он запнулся во время своего выступления. Было ли это попыткой его защитить или простым совпадением?