Кейт Уолкер - На вершине мира

Черт – нет! Этот путь ведет к разрушению и отчаянию. Почему единственной женщиной, сумевшей впервые за долгое время разбередить его фантазию настолько, что ему было физически больно от возбуждения, должна быть именно Клементина Саваневски, недоступная для него? Женщина, которая лишит чести его, его семью и его страну, если он вступит с ней в связь. Было бы намного проще, если бы она не посылала эти чертовы сигналы, которые способен уловить даже слепой на расстоянии ста шагов. Ее так же влечет к нему, как и его к ней. Но они не имеют права на ошибку.

Желая скрыть свою реакцию, Карим пересел на диван и заставил себя сосредоточиться на коробках, которые она доставала. Как же это было непросто! Ее локон задел его лицо, когда она ставила игры на стол, и это было сродни бензину, подлитому в костер. А когда Клементина наклонилась, чтобы открыть одну из коробок, перед ним мелькнула ложбинка между ее кремово-молочными грудями. И, только практически до крови прикусив губу, Карим смог сдержать сладостный стон.

– Объясни мне… правила. Я полагаю, они должны быть?

Ведь правила всегда существуют, не так ли? Правила, которые очерчивают границы. Правила, которые вызовут хаос, если их нарушить. Шрам на груди Карима дал о себе знать, словно подтверждая его мысли, и он машинально потер грудь. Если ему и требовалось напоминание о том, что случается, когда забываешь о правилах, то оно было прямо здесь, под рубашкой, на коже. Вся его жизнь основывалась на лояльности. Лояльности к отцу, к старшему брату, к своей стране. Эти правила оставались незыблемыми, пока он их не нарушил, чтобы брат смог немного расслабиться, забыв о ненавистных обязанностях и протоколе. В результате правила пришлось ужесточить и добавить новые.

Рази мертв, а репутация Карима похоронена вместе с Рази.

Но, по крайней мере, сегодняшние правила очень просты. В конце концов, это детские игры, с фишками и счетом, с яркими картинками змеек, лесенок разной длины и прочей ерунды. Это почти отвлекло его. Карим мог играть, используя всего лишь сотую долю своего внимания, остальное он сосредоточил на другом: на камине, подбрасывая в него уголь, на телефоне, который без конца проверял, на ноутбуке.

В то же время в этом незатейливом времяпрепровождении было что-то расслабляющее.

Если бы кто-то сказал ему перед отъездом в Англию, что он будет сидеть напротив сексуальной, сногсшибательно аппетитной женщины, играя в детские игры и наслаждаясь этим, Карим рассмеялся бы. Если бы ему начали внушать, что Клементина способна одним взглядом возбудить его, вызвать голод так, как ни одна женщина в мире, и он не сможет ничего поделать с этим, он решил бы, что это слова сумасшедшего. Он никогда не попадет в такое положение.

Но ему никто ничего не сказал, никто не предупредил. И вот он здесь, сейчас, борется с соблазном, противостоять которому невозможно.

Но, по крайней мере, Клементина успокоилась. Судя по всему, она отбросила мысль о том, что он является потенциальной угрозой для нее. Исчез взгляд испуганного кролика, которого высветили фары автомобиля, и теперь девушка была полностью поглощена игрой.

Господи, насколько силен в ней соревновательный дух… Она разочарованно покусывала губу, когда попадала на змею, и чуть не хлопала в ладоши, когда с ним происходило то же самое, особенно если это была самая длинная змея на всем поле.

– Вниз! – смеялась она; ее мелодичный смех проникал в него, сжимая нервы в тугой комок. – Теперь вниз на тринадцать! Я выиграю эту игру!

– Только если я тебе поддамся.

Взглянув на лицо Карима, черты которого то освещало пламя, то поглощала тень, Клемми увидела, как расслабился его рот; он словно стал мягче, а глаза больше не напоминали темный лед. Карим решил, что обуздал ее, отвлек от мысли, что там, в снежной буре кто-то охотится на них… На нее… У него это почти получилось.

Он справился бы лучше, если бы не смотрел каждую секунду на телефон, не трогал ноутбук. Эти частые, хотя и мимолетные движения заставляли Клемми крепко сжимать зубы, напоминая о том, что далеко не везде так уютно и тепло, как в этой маленькой комнатке.

И все же, каким-то странным образом, ей удалось расслабиться. Простые правила игры, тепло камина, мерцающие свечи создавали особую атмосферу убежища для двоих. Весь остальной мир был отрезан.

Их разговор плавно переходил от темы к теме. Ничего серьезного, ничего противоречивого. Вдруг Клемми почувствовала, что в этот самый момент она свободна, как никогда. Она может говорить все, что думает, выражать свои мысли свободно и не получать выговор, как это не раз случалось при дворе, когда она видела мрачное молчаливое предупреждение на лице отца, напоминающее о том, что она зашла на запретную территорию.

Ей нравились новые чувственные ощущения, охватывающие все ее тело, жалящие нервы. Ей хотелось познать возбуждение, из-за которого было невозможно усидеть на месте. Она с удовольствием слушала хриплый голос Карима, словно наждачной бумагой царапавший ее кожу, позволяла себе склоняться над доской, якобы для того, чтобы сделать ход, а на самом деле – чтобы вдохнуть запах его тела, кружащий ей голову.

– Пять…

Карим отсчитывал пять «шагов» на ярко-красном поле. Клемми, не отрываясь, следила за его длинными пальцами, покрытыми смуглой кожей, за аккуратными ухоженными ногтями, представляя, что может произойти, если он утратит самообладание. Она настолько погрузилась в свои фантазии, что едва не позволила сладостному стону сорваться с губ.

– Мой ход…

Клемми протянула руку к кубику, лежавшему на игровой доске, и ее рука соприкоснулась с рукой Карима. Электрический разряд быстро достиг ее нервных окончаний, заставляя девушку задохнуться.

– Что?

Темные глаза впились в нее, буквально прожигая кожу.

– Ни… ничего… – Ее голос сорвался, когда она попыталась проглотить ком, застрявший в горле. – Мой ход, – повторила она.

– Подожди!

В этот раз было еще хуже: его сильная теплая рука накрыла ее руку. Клемми тут же хотела отдернуть ее, но вдруг поняла, что не в силах сделать это.

– Нет, пока еще не твой. Я должен…

Его внимание снова сосредоточилось на поле, позволяя ей перевести дух. Клемми растерялась, поняв, что прикосновение Карима затуманило ей голову.

– Я так и думал.

Моргая, она наблюдала за тем, как он переставляет свою фишку на прежнее место и снова считает. Карим передвинул фишку, потом сделал несколько «шагов» назад.

Клемми нахмурилась, проверяя, прав он или нет.

– Это пять, – сказала она.

– А я ошибся и сначала отсчитал шесть. Так что теперь все правильно.

– Ты мог бы этого не делать. – Это буря за окном набрала силу или же в ее ушах гудит кровь? – Я не заметила.