Николай Сухомозский - За гранью цинизма

Не дав новосибирцу опомниться, Елена вскочила на велосипед, не забыв прихватить свою сумку, и укатила прочь.

«Боже, ну что за мир! — думала она, с остервенением крутя педали. — Сплошной эгоизм. Самодовольный индюк — вот он кто, этот ученый импортно-экспортного уклона. Видите ли, подавай ему утонченные удовольствия! Как будто женщина — не живое существо с легкоранимыми душой и сердцем, а, в лучшем, заметьте, случае, биологический автомат для удовлетворения сексуальных потребностей сильного пола. Пожалуй, это о таких, как Георгий Павлович говорят: мед на языке, молоко на словах, желчь на сердце, обман — на деле».

Даже время — этот злодей, беззастенчиво ворующий у людей самое дорогое — минуты, часы и годы жизни — не так страшен, как сластолюбцы. Они лишают прекрасную половину человечества главного — веры.

Быстро темнело. Когда Елена подъехала к родной многоэтажке, уличные фонари уже зажгли свои огни.

Сибиряк, растянувшись на необъятных размеров кровати, тихонько потягивал пиво и предавался воспоминаниям. Нет, не свежим: пикировка на берегу озера его в самом деле нисколько не расстроила. Он в который раз переживал поездку из Владивостока (именно через него возвращался из Пхеньяна) в Киев. Что за необыкновенная соседка — не чета Елене! — подсела к нему в Иркутске!

— Лора! — без обиняков представилась голубоглазая шатенка, едва переступив порог двухместного купе вагона СВ.

— Георгий! — встрепенулся он.

И, галантно раскланявшись, добавил:

— Я сейчас выйду, а вы, пожалуйста, располагайтесь.

— Спасибо! — стрельнула глазами Лора. И тоже добавила:

— Вот знал бы мой муж, в какой компании меня отправляет!

— А что, — деланно удивился Георгий. — Компания вполне приличная.

— Вы уверены? — шальная попутчица кокетливо прикусила нижнюю губу, на мгновенье, будто невзначай, показав дразнящий кончик языка.

— Не знаю! — честно признался он. Голос прозвучал глухо, словно горло осипло.

— Ну, давайте, выйдите! Не стану же я переодеваться прямо при вас.

Вскоре Лора позвала попутчика назад в купе. Атласный халат без пуговиц и с широким вырезом не столько скрывал, сколько вызывающе демонстрировал прелести, достойные Оскара, если бы его вручали за женское очарование.

Ехала она в Екатеринбург, к свекрови. Там отдыхала все лето дочка и теперь ее надо было забрать домой, в Нерюнгри. Малышке шел всего третий год — замужем Лора вышла совсем недавно. Но и за это время пресытилась ролью, как она сама выразилась, «пушкиА заряженной»: муж у нее — военный.

Приглашение отужинать в вагоне-ресторана Лора приняла с радостью. Георгий заказал марочный «Кагор», бутерброды с красной икрой, салат из печени трески, картошку-фри и шашлык по-карски (знал бы Ким Чен Ир, на что тратятся спонсорские средства, рисом бы подавился!). Лора пришла в восторг.

Само собой, одной бутылкой не обошлись. А спустя некоторое время к ним присоединилась семейная пара из-за соседнего столика, сосредоточенно поглощавшая традиционное картофельное пюре с котлетой. Веселье разгорелось с новой силой.

Потом наступила ночь. Первый поцелуй был столь жадным и продолжительным, что просто удивительно, как они не задохнулись. Обнимая девушку, Георгий сквозь тонкую ткань ощутил, как невероятно упруго и до умопомрачения холмисто-извилисто ее тело.

— Дверь! — прошептала пересохшими губами Лора.

Он щелкнул запором и диким зверем бросился на беззащитно лежащую в соблазнительной позе девушку, на ходу срывая с нее одежду. На пол полетел блейзер, за ним — крошечный бюстгальтер, серпантином извивающейся лентой соскользнули джинсы.

Из-под кружевных трусиков, словно Венера из пены, вынырнул темно- кудрявый восхитительный треугольник. Ему перехватило дыхание. И в тот же миг, словно путник в пустыне, Георгий припал исстрадавшимися губами к вожделенно и призывно подрагивающей плоти.

Взаимные ласки продолжались до бесконечности. А может, для них двоих время просто остановилось. Вот тело Лоры начало сначала мелко, а потом все сильнее и сильнее подрагивать. Вот ее уже колотит горячечный озноб. И, наконец, она исходит нечеловеческим криком, как будто ее только что четвертовали, предварительно распяв на дыбе.

Теперь уже Георгий призывает попутчицу вести себя скромнее. Ведь ее полузвериный рык могут услышать — и наверняка уже слышали! — пассажиры в соседних купе. И видит, как яростно мотает головой Лора:

— К черту любые условности!

Ясно: в эти мгновения ей на все и всех наплевать. Она будет стенать от неземного блаженства, даже если на пороге купе выстроится полвагона зевак.

Наконец она немного приходит в себя, успокаивается. И срывающимся шепотом признается: «там» ее целовали впервые.

— Хочешь еще? — так же шепотом спрашивает он.

— Да, да! Причем много-много раз!

Георгий просит ее повернуться на бок, а сам становится возле полки на колени. Ногу Лоры, лежащую снизу, просовывает между своими, а лежащую сверху — приподнимает. Пылающему взору самца открываются прелестные половые губы, расположившиеся горизонтально по отношению к поверхности дивана.

Лора смотрит на него непонимающе и немного испуганно. Очевидно, таким способом она еще не пробовала. Однако разгоряченному Георгию некогда уточнять пикантную деталь. Что есть силы он вгоняет напряженный до состояния самопроизвольного взрыва «дусик» в самое прекрасное, что есть на свете, — женское лоно. Замершая в ожидании партнерша вздрагивает так, будто великолепный мужской посланец пронзил ее естество до самого сердца. Ее захлестывает ураган, нет, торнадо неведомых раньше ощущений. Мозг словно парализовало, тело подчинялось лишь воле необузданных чувств. Лоре казалось, что в любое мгновение ее дыхание остановится навсегда, она умрет и никакой инстинкт самосохранения не в силах был заставить мышцы сделать спасительный вдох раньше, чем его член достигнет самой глубокой точки в ее исходящем истомой организме. Она все видела, как в тумане, кроме гладкоголового зверька, так беспардонно проникшего в нее и теперь хозяйничающего вовсю где-то внутри горящего тела. И нагло стремящегося погрузиться на немыслимую для ее впадины глубину.

Происходившее, будь она даже Шарлоттой Бронте, невозможно было передать существующими в лексиконе землян словами. А если бы она захотела сказать об этом вслух, то не рискнула бы разомкнуть губы. Ибо тот змеевидный зверек — Лора готова в этом поклясться! — непостижимым образом уже достиг ее воспаленной не менее влагалища гортани. Открой она рот, из него бы выглянул вовсе не кончик искусанного в исступлении языка, нет! Меж двумя шеренгами ровных зубов показалась бы головка с капелькой восхитительного нектара в самом центре. Нетерпеливо подрагивая, зверек буквально возносил обезумевшую плоть к вратам рая.