Элли Блейк - Секрет свадебного платья

Гейб расслабленно откинулся на спинку стула в уличном кафе у площади Святого Марка, рассеянно скользя по стайкам туристов, те разевали рты на архитектуру, в то время как тощие темноволосые венецианские юноши пасли интересных иностранок.

Голуби. Воркуют и перепархивают с места на место. Он допил эспрессо, вернулся к почте, там дюжина новых писем в адрес штаб-квартиры Bona Venture. Научные разработки, финансовые отчеты, пиар. Нейт, похоже, ничуть не удивился его спешному отъезду, однако заставил поклясться всеми святыми, хоть кровью пиши, что его командировка продлится не дольше месяца. Прежде чем выйти из почтового ящика, он прокрутил список предыдущих писем, возможно, упустил из виду письмо. Нет. И на телефоне непросмотренных сообщений нет. Во всяком случае, не было именно того, на которое он надеялся. В тот день после перелета он решил побродить по извилистым улочкам Венеции, синхронизируя местный часовой пояс, и внезапно набрел на пару розовых фламинго на зеленой проплешине газона, застывших в странной позе среди всякого хлама в пыльной витрине сувенирной лавки. Он сфотографировал их на мобильник и переслал картинку Пейдж. В качестве предложения о перемирии. Жаль, вовремя не сумел стильно и красиво свести их отношения на нет. Он думал: все к лучшему, разом подвести черту отношениям, однако не чувствовал себя правым после всего. Напротив, одиноким. Гейб захлопнул ноутбук, сунул в дорожный кейс и перекинул ремень через голову. Надвинул темные очки и, мечтая затеряться, снова пустился блуждать по вымощенным булыжником улочкам Венеции, понимая, что никогда не смог бы заблудиться по-настоящему. Все пути вели к водной стихии… Нейт, Bona Venture, родители, бабушка, Лидия, и каждый угол подкалывал его отчужденную ауру, а Венеция не вызывала воспоминаний. Тишина. Так тихо, что он не мог игнорировать голоса в голове. Он уже убедил себя, что покинул Пейдж, чтобы никогда не пришлось терять ее. Однако вся эта вода в ступе никак не избавляла от ощущения потери. Даже на другом краю океана. С таким же успехом можно оттяпать пальцы ног, на тот случай, если мороз настолько усилится, что они отмерзнут. Лазурное небо Италии тихо заглянуло, яснее некуда, ему в глаза. Он всю сознательную жизнь избегал отношений, исполненных души, любви и покоя, поскольку знал, что не заслуживает этого. Чувство вины, как и собственной ущербности, имеет обыкновение скручивать личность в бараний рог, а его так долго корежило, что он и позабыл, как это, быть прямым и открытым человеком. А когда услышал тихий мелодичный уверенный голосок — бодрую исповедь Пейдж, наконец реально, нутром, прочувствовал, что означает «свинтиться в рог». Он зачем-то вклинился в группку праздношатающихся туристов, свесившихся с моста и глазеющих на гондольера в лихо заломленной соломенной шляпе. Тот искусно гнал лодку по каналу, привычно напевая попутное «О sole mio» и оставляя за кормой всех хихикающих девиц. Мелодия вскрыла уголок его памяти, поездку в такси по омытому дождем ночному Мельбурну после их единственного свидания. Он тогда боролся за Пейдж. Серебристые искорки на воде подмигнули ему, и он догадался почему. Уже тогда влюбился в нее и, несмотря на то что упрямо продолжал взбивать омлет из грез о прошлом, инстинктивно стремился перелететь в настоящее. Он буркнул «извините» и, не дожидаясь помощи, приподнял ребенка и поставил в сторонку, чтобы пройти дальше. Наворачивал круги, как крыса в лабиринте. Достаточно скоро он снова уткнулся в водную стихию. Гнусного запаха сточных вод оказалось вполне достаточно, чтобы сбежать вверх по ближайшему проулку. Мрачный, сырой, тесный, он, можно сказать, отвечал его чаяниям затеряться где-то на задворках города. Он долго шагал, так долго, что взмокли подмышки, плечо под ремнем сумки разболелось. Заплатка солнечного света пробилась сквозь развал кренившихся с обеих сторон зданий. Он остановился. Подставил лицо целительному теплу. Выдыхая все ненужное и набираясь спокойствия с каждым вдохом. И все отлетело. Вина, печаль, сожаление. До последней чешуйки. И пустота внутри начала заполняться. Солнечным светом, теплом, надеждой. И Пейдж. Ее запах, кожа, улыбка, глаза, воля, самообладание. И ночь, когда она прошептала, что любит его.

Солнечный луч, отразившийся от водной стихии, ослепительно резанул по глазам. Он зажмурился, земля качнулась под ногами, пришлось раскинуть руки в стороны для равновесия. Он с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Это Пейдж. Из-за нее разгоняется сердце, нагнетая кровь и лишая душевного равновесия. Гейб глубоко вздохнул, невероятно густые оранжевые эфиры, словно весточка с пятого континента, ударили в ноздри, перекрывая устоявшиеся зеленоватые испарения венецианских каналов. Он прикрыл глаза и взглянул на бледно-голубое небо, пытаясь определиться с координатами.

Пейдж проставила последние галочки в маршрутном плане разведочного пролета над Бразилией.

Все учтено: гостиница, разрешение на пользование пляжем, местные дилеры, фотограф. Она довольна, все идет как надо. Она сообщила автоответчику мастера Сэма, что уезжает. На всякий случай, мало ли. Ключ в конверте опустила в почтовый ящик миссис Эддэбл, соседки сверху, чтобы та поливала комнатные растения. Она нажала стрелочку вызова лифта на спуск и, сдерживая нетерпение, глянула на светящийся номер на дисплее над лифтом. Ну, скорее, надо успеть на самолет! Она так нервничала, что даже вздрогнула, когда лифт, чуть поколебавшись, пьяно хрюкнул в ответ, двери гуманно разъехались в стороны, и…

Сердце екнуло. В кабинке, точь-в-точь как в тот день, когда они познакомились… В коже и джинсах, стоптанных гигантских ботинках, громоздкий квадрат в скобках, темный, опасный…

— Гейб?

— Доброе утро, Пейдж.

Низкий вибрирующий голос застал ее врасплох и дрожью отозвался в позвоночнике, она словно примерзла к месту, чувствуя, как сердце переполняется невыносимой болью.

Ведь он даже не оглянулся тогда на прощание. «Защищайся!» — выкрикнул внутренний голос. Она велела ему заткнуться, потому что уже упивалась темными воодушевленными глазами, размашистыми плечами, сногсшибательным ароматом. Она готова к худшему. Правда, надеяться на лучшее неизмеримо приятнее. И если существует хоть один шанс обрести мир, подобно Мей с Клинтом, надо быть готовой к бою. С открытым забралом. Пусть даже это снова разобьет ей сердце. Но рискнуть надо. Гейб стоит того.

— Надеялся перехватить тебя, пока ты с головой не ушла в работу, — сказал он как ни в чем не бывало, будто и не улетал на другой край света.

Работа? Вряд ли ее допустят в офис Ménage à Moi в этой улетной униформе, вязаная шапочка-сачок, брюки в обтяжку цвета электрик, линялая футболка фанатки Bon Temps, блейзер, пушистые носки и старые вездеходы Мей.