Кейтлин Крюс - Согрей мое сердце

– Это твоя работа? – накинулась на него Холли. С глазами, метавшими молнии, она ворвалась в номер, слегка задев плечом его обнаженную грудь. Чувства Тео мгновенно приобрели иную направленность, он вспыхнул, как лампочка, в ответ на это небрежное и легкое прикосновение. – Ты сделал это, руководствуясь какими-то заумными побуждениями?

Тео уже ничего не мог с собой поделать, впрочем, он не слишком старался.

Холли металась по номеру, и, несмотря ни на прошлое, ни на ее обвинения, Тео позволил себе наслаждаться, наблюдая за ней. Он и забыл, какая это радость! Нужно быть каменным, чтобы не замечать плавную округлость бедер Холли, ее легкую, летящую походку, которую не могла скрыть элегантная одежда. Это напомнило ему о ее ковбойских ботинках, о ее смехе, который заставлял его забыть обо всем, о волосах, покрывалом окутывающих ее фигуру.

Наслаждение Тео усилилось, когда Холли вдруг резко остановилась и оглядела гостиную. Он услышал ее прерывистый вздох, увидел, как она распрямила спину… И Тео предпочел смотреть на нее, а не прислушиваться к своим беспокойным чувствам, которые ему, похоже, никогда не удастся заглушить.

Он был достаточно честен, чтобы признаться, хотя бы самому себе, что ему понравилось, как этот номер всколыхнул ее душу. Воспоминания об их медовом месяце задели все тайные струны Холли, как это случилось и с ним. Даже если она до сих пор продолжает играть в свои чертовы игры, даже если в газетах пишут правду, и все это входит в ее план по захвату компании, огонь, пылавший между ними, всегда был настоящим. Тео слишком хорошо помнил, что происходило в этом номере четыре года назад. Тогда ни он, ни Холли не притворялись.

– Испытываешь ностальгию? – едко осведомился Тео. – Жалко, я распорядился, чтобы убрали лепестки роз, которые ты предусмотрительно заказала. А то я мог бы предложить тебе поползти среди них, как когда-то.

Холли повернула голову и взглянула на него через плечо. Ее глаза были такими же голубыми, как небо над Барселоной, губы были плотно сжаты.

– Вот как? – едко отозвалась она. – В газетах полно оскорбительных спекуляций. Не сомневаюсь, что ручку папарацци позолотил ты, иначе они не узнали бы про «Харрингтон». Но ты способен разглагольствовать исключительно о приступе сексуального безумия, имевшего здесь место.

– Ты едва ли найдешь земного мужчину, agapi mou , который не выбрал бы эту тему среди всех возможных, – ухмыльнулся Тео. – Кстати, мы страдали этой болезнью вместе.

– Да, Тео, – отрезала Холли, повернувшись лицом. Ее острые каблучки громко цокнули. – Я помню. Помню, как ползла по полу. Помню, что произошло, когда я добралась до тебя, сидящего на диване. Помню, что ты сделал с шампанским, и как мы оба были ненасытны в тот день и весь месяц. Ты удовлетворен? Может, мы наконец поговорим о настоящем?

– Я не понимаю, – протянул Тео. Ему было неимоверно трудно придерживаться сухого, высокомерного тона под шквалом всех тех образов, которые возникли у него перед глазами. – Разумеется, ты хотела, чтобы я остановился в этом номере, и меня начали терзать воспоминания. Тем не менее ты предлагаешь обсудить настоящее. Как прикажешь тебя понимать?

Глаза Холли округлились, и Тео пришло в голову, что он уже давно не получал такого удовольствия. Ярость, которая сжигала его, пока он читал газеты, угасла. Испарилась. Возможно, она затерялась в упрямом ротике Холли или в какой-нибудь черточке ее красивого лица, которое по-прежнему его завораживало. Исчезла в идеальном изгибе ее фигуры, в тонкой талии, переходящей в соблазнительно крутые бедра…

А может, дело просто в том, что он касался ее прошлой ночью, пробовал ее на вкус, и этого оказалось достаточно, чтобы он снова стал наркоманом? Стоит ли притворяться перед самим собой, если он по-прежнему ее желает? Всегда желал.

Так почему бы не уступить искушению?

Холли увидела разложенные на кофейном столике газеты и нахмурилась.

– Я никому не золотил ручку, – сказал Тео, обошел ее и устроился на низком мягком белом диване. Откинувшись на спинку, нисколько не спеша, он следил за тем, как ее взгляд переместился с его лица на обнаженную грудь, которую он не потрудился прикрыть. Казалось, Холли ничего не может с собой поделать. – Какая мне выгода напоминать миру бизнеса, что я женился на никому не известной американке, стремящейся во что бы то ни стало взобраться по социальной лестнице?

– Ну надо же, какой полет фантазии, – парировала Холли. Она говорила по-прежнему холодно. Если бы Тео не смотрел на нее столь пристально, если бы он не видел разгорающееся голубое пламя в ее глазах, он поверил бы этому арктическому холоду. – Но я не помню, чтобы в какой-либо статье меня назвали карьеристкой или никому не известной американкой.

Тео склонил голову:

– Полагаю, это подразумевалось.

– Значит, поэтому ты легко поверил, что я была тебе неверна? – спокойно спросила Холли. Тео этого не ожидал. – Потому что все время ты обо мне именно так и думал? Потому что в глубине души, а может, и не так уж глубоко, ты решил, что измена для американки, стремящейся забраться на верх социальной лестницы, это плевое дело?

Тео потребовалось приложить усилия, чтобы усмирить желание защитить себя и объяснить поступки, которые он совершал после того, как она перевернула его мир вверх тормашками. Он ей ничего не должен. Тео положил на спинку дивана руки, не сводя взгляда с ее лица.

– Ты зачем явилась? – спустя мгновение спросил он. Скулы Холли залил легкий румянец, и Тео велел себе не реагировать на это. Не уступать желаниям тела, не позволять воспоминаниям затуманить мозг. Не сейчас. – Телефонного звонка было бы достаточно. Зачем утруждаться и приходить сюда, если огонь разожгла не ты? Это, разумеется, подольет в него масла.

– Наверное, я хотела посмотреть, как ты будешь лгать мне в лицо, – ответила Холли.

Это был болезненный укол. Он заставил себя пожать плечами.

– И почему ты снова спряталась за эту эксклюзивную броню? – не ответив на ее шпильку, поинтересовался Тео. Он удержался и не вскочил на ноги, не привлек ее к себе. Он не позволил своему телу говорить за себя. «Тяга, – подумал Тео. – Проклятая зависимость, и ничего более». – Ты чего-то боишься?

Холли выпрямилась и превратилась в статую.

– Броня? Там, где я живу, это называется платье.

– Прошлой ночью ты отправилась по клубам, одевшись, как девушка, которую я помню. – Голос Тео словно говорил о любви. Или как минимум о сексе. Впрочем, для них двоих любовь и секс были неотделимы. В прошлом. Та поэзия, которая связывала их, всегда была возвышенной, без примеси греховного сладострастия. – Или ты одеваешься так только темной ночью? А может, это был очередной ход? Еще одна роль, которую ты играла, изо всех сил пытаясь подчинить меня своей воле?