Ольга Дрёмова - Танго втроём. Жизнь наизнанку

— Откуда у тебя это? — Удерживая кончики пальцев Полины в своей руке, Кирилл с удивлением посмотрел на золотой ободок кольца, усыпанный мелкой бриллиантовой крошкой.

— Правда, красиво? — высвободив руку, Полина вытянула её перед собой и, залюбовавшись игрой света, преломляющегося в гранях прозрачных камушков, довольно улыбнулась.

— Это тоже подарок папы? — Кирилл, слегка дрогнув ресницами, очень внимательно посмотрел на жену, полностью поглощённую созерцанием дорогой побрякушки, и под смуглой кожей его скул что-то неуловимо дёрнулось.

— Конечно, — не отрывая глаз от новой игрушки, Полина самодовольно кивнула.

— И в честь чего же Артемий Николаевич тебе его подарил?

Если бы Полина была поосмотрительнее, то, несомненно, обратила бы внимание и на недобрый проблеск, на какое-то мгновение мелькнувший в глазах мужа, и на чрезмерно спокойные, размеренно безразличные интонации его голоса. Но, уверенная в своей неуязвимости и безнаказанности, генеральская дочь не считала нужным тратить своё драгоценное внимание ни на изучение мимики своего благоверного, ни на разглядывание его примитивной физиономии, за два года совместной жизни успевшей ей окончательно опротиветь.

— Разве для того, чтобы сделать дочери приятное, обязательно нужен какой-нибудь повод? — Налюбовавшись игрой камней вволю, Полина опустила руку и, нахально ухмыльнувшись, одарила мужа презрительной улыбкой.

Конечно, папочка был здесь абсолютно ни при чём, и посверкивающее на пальчике колечко не было даром слепой родительской любви. Две незабываемые недели, проведённые ею на отдыхе в Приэльбрусье, оставили неизгладимые впечатления не только в виде модного зимнего загара, но двухметровому тюте, стоявшему перед ней чуть ли не навытяжку и пожиравшему её беспокойным взглядом, знать об этом было абсолютно ни к чему.

— И когда же, позволь поинтересоваться, Артемий Николаевич тебе его подарил? — в тоне Кирилла прозвучало недоверие, и от мысли, что этот инфантильный бычок-переросток посмел усомниться в её словах, Полину тотчас же охватил приступ плохо скрываемого бешенства.

— Это что, допрос? — изогнув губы неправильным полукругом, Горлова полоснула мужа неприязненным взглядом, и в её голосе явственно послышались металлические нотки.

— И всё же? — Кирилл, взяв руку Полины, несколько раз с нажимом провёл пальцем по шероховатой поверхности камней.

— Если для тебя это принципиально, то позавчера. — Пытаясь вырвать руку, она потянула её на себя, но Кирилл, крепко сжав её пальцы, продолжал с сомнением смотреть на золотое колечко. — Да в чём дело?! — тряхнув светлой копной волнистых волос, Полина негодующе фыркнула.

— Значит, говоришь, позавчера… — недобро выдохнул он и, вдруг с силой нажав на тонкую полоску блестящего металла, резко потянул кольцо вниз.

Ахнув от неожиданной боли, Полина уже собралась устроить истерику и вдруг почувствовала, как внутри её что-то оборвалось: под кольцом, белея девственной чистотой, отчётливо выделялась нетронутая загаром узкая полоса, явно свидетельствующая о том, что вся история с позавчерашним подарком щедрого батюшки — откровенное враньё.

— Как прикажешь тебя понимать? — Не выпуская руки жены из своей, Кирилл нажал на острый край металлического ободка и от сознания того, что причиняет этой завравшейся нахалке физическую боль, испытал необъяснимую радость.

— Пошёл к чёрту, Кряжин! — Полина изловчилась и сумела выдернуть руку и, непроизвольно пятясь назад, принялась растирать покрасневшую и нывшую от боли фалангу безымянного пальца.

Цепляясь одна за другую, широченные клешеные джинсы тёрлись о высокую негнущуюся платформу новых босоножек и, позвякивая каймой из загнутых напополам трёхкопеечных монет, волочились по отциклёванному паркету прихожей.

— Откуда у тебя эта вещь? — в безжалостно-равнодушном голосе Кирилла прорезались незнакомые металлические нотки, и Полина почувствовала, как, парализованное страхом и злостью одновременно, её сердце болезненно задёргалось.

— Не твоё дело! — Продолжая пятиться, Горлова растянула губы в принуждённой улыбке, но, не подчиняясь её воле, словно назло, они мелко-мелко затряслись, и судорожная нервная дрожь, исказившая лицо белокурого ангела с ясными голубыми глазами, перекинулась на скулы и подбородок.

— Ах ты мелкая дрянь! — перед глазами Кирилла запрыгали огненные точки искр, и жирные запятушки нескладных огурцов, оттиснутые на ткани пёстрой рубашки Полины, стали медленно стекать вниз.

— Не смей, ты, урод! — Коснувшись спиной стены, Полина выставила руки вперёд. — Не подходи ко мне, а то заору! — сквозь зубы прошипела она, едва шевеля губами, и лицо её исказилось кривой гримасой.

— Шлюха! — Испытывая острое желание удавить её на месте, Кирилл сжал кулаки, и, выворачиваясь мудрёными узлами, под смуглой кожей его скул забегали жёсткие желваки.

— Даже не думай! — Полина, поняв, что сегодня перешла все мыслимые и немыслимые границы дозволенного, покосилась на сжатые кулаки мужа и, увидев, что костяшки его огромных рук стали белыми, впервые по-настоящему испугалась. — Ты, жалкая побирушка, только тронь меня! — пытаясь заглушить собственный страх, в сердцах бросила она, и по тому, как неистово полыхнули глаза Кряжина, поняла, что её удар попал точно в цель.

— Что-о-о?! — задохнулся Кряжин, вздрогнув, как от оплеухи, и, поражённый неслыханной наглостью вконец распустившейся девчонки, почувствовал, как горячечной волной ударила в голову кровь.

— Что слышал! — Полина смерила мужа презрительным взглядом, и её глаза загорелись торжеством. — Ты — перекати-поле, пародия на мужчину, жалкая тряпка, слюнтяй, готовый вылизывать руку любому, кто будет держать сахарную косточку! — срываясь на крик, голос Полины истерически перепрыгивал с высоких тонов на низкие и, дрожа от негодования, расслаивался на кривые вибрирующие пласты раздражения и отчаянной злобы.

— Замолчи! — Расплываясь линялыми пятнами, окружающая действительность давила Кириллу на виски, и, сдерживая себя из последних сил, он прижимал к гудящей голове покрытые испариной горячие ладони.

— Ну уж не-ет! — Горлова, закусив удила, упёрлась вызывающим взглядом в лицо Кирилла. — Я рада, что могу сказать тебе это в глаза: ты — гадкая пиявка, приклеившаяся к нашей семье! Да, мне подарил это кольцо другой мужчина, сильный и красивый, но тебе этого никогда не понять, потому что ты — ничтожество и трусливый альфонс, всю свою жизнь прячущийся за юбку женщины и живущий за её счёт!

— Да что ты можешь знать о моей жизни?! — Чувствуя в ладонях нестерпимый зуд и боясь опуститься до рукоприкладства, Кирилл отвёл руки за спину и сцепил их в замок.