Ольга Дрёмова - Танго втроём. Жизнь наизнанку

— Кто там? — Вспомнив о визите Павла, Полина бросила взгляд в зеркало прихожей и, увидев своё отражение с безумными, расширенными зрачками, пришла в ужас.

— Полиночка, это я, открывай! — За дверью и вправду стоял Павел, но встречать его в таком виде Полине не хотелось.

— Паша, ты? Сейчас открою, секундочку! — Намеренно затягивая время, Горлова бросилась к полочке у зеркала и, открыв помаду, наскоро провела ею по губам. Пригладив ладонями волосы, она оправила на блузке широкий воротник и, несколько раз заставив себя вдохнуть и выдохнуть, отправилась к дверям. Хорошо хоть, что у неё есть Павлуша, если бы не он, от таких мужиков, как муж и папенька, можно было бы застрелиться.

— Happy birthday to you, happy birthday to you, с днём рожденья, Полина, поздравляю тебя!

В первый момент Полина не поняла, что происходит: на пороге её двери стоял огромный, в человеческий рост мохнатый коричневый медведь из искусственного меха и, прижимая к себе лапами необъятный букет малиновых роз, неторопливо раскачивался из стороны в сторону. Сзади плюшевого чуда стоял Паша и, улыбаясь во всё лицо, смотрел на свою избранницу влюблёнными глазами. Чуть наклонившись, он помогал медвежонку удержать в своих нескладных коротких лапах тяжеленный букет и, довольный своей затеей, ожидал реакции Поли.

— Это что за гадость? — от возмущения, на которое уже не хватало слов, лицо Полины стало густо-малиновым.

— Полюшка, мы с мишкой поздравляем тебя с днём рождения… — начал Павел, но, по-видимому, терпению Поли наступил предел.

— Зачем ты припёр ко мне в квартиру это набитое чучело? — Чувствуя, как от негодования у неё внутри дрожит каждый нерв, Полина скрипнула зубами, и лицо её передёрнулось.

— Полиночка… — оторопев от такого приёма, Павел растерянно хлопнул глазами. — Тебе не понравилось?

— А что мне может понравиться в этом пыле-сборнике, скажи на милость? — теряя над собой контроль, громко выкрикнула она. — Да что ж вы все такие тупые! Неужели к двадцати двум годам я заслужила только эту плюшевую дрянь, из которой мне предстоит пожизненно выбивать пыль, и охапку колючек, которые завянут уже к сегодняшнему вечеру?

— Поля, я же от всей души! — в голосе Павла зазвучала обида, но Полина, поглощённая собственными несчастьями, свалившимися на её бедную голову в таком количестве, этого не заметила.

— Ну и странная же у тебя душа, если она считает, что любимой женщине, словно детсадовской девочке из песочницы, можно подарить плюшевого уродца! — сорвалась на крик она. — Что-то твоя душа не очень спешит раскошеливаться! — Отвернувшись от Павла, Полина вжала голову в плечи и, закрыв глаза, с отчаянием затрясла сжатыми кулаками. — Вместо того чтобы дарить женщине золотые украшения и шубы, твоя душа предпочитает найти что-нибудь подешевле! Милое дело — купил игрушечного дурачка, сунул ему в зубы веник — и в сторону! Да что же за мужики мне достались, один жаднее другого! Папочка выжил из ума, любовник попёрся за подарком в «Детский мир», а муж и вовсе спрятался за больничными стенами! Молодцы! Сэкономили! — голос Полины сорвался на высокой ноте.

Резко развернувшись, она хотела бросить Павлу в лицо ещё что-нибудь обидное и злое, но внезапно осеклась и замолчала. Там, где ещё минуту назад стоял Павел, темнел пустой прямоугольник входной двери, перепутавшись и образовав одну неприглядную кучу, у порога валялись разбросанные в беспорядке малиновые розы, а рядом с ними, прислонившись лбом к деревянной перекладине косяка, незрячими стеклянными пуговками одиноко смотрел в пустое пространство брошенный всеми лупоглазый мишка.

До начала нового учебного года оставалось всего ничего, когда, наконец, выкроив свободный день, Люба смогла добраться до «Детского мира». Если бы не болезнь Минечки, она, несомненно, озаботилась бы этим раньше, потому что к концу августа желающих приобрести новую форму, кеды для физкультуры, ранцы, козьи ножки, тетрадки с промокашками и прочую школьную атрибутику было больше, чем достаточно.

Но Минька и впрямь болел серьёзно: в течение трёх недель каждые выходные Люба уезжала в Озерки, и только когда он поправился окончательно, она смогла выбраться в магазин. Сев вечером за стол и взяв в руки карандаш, Люба набросала список того, что нужно было купить в первую очередь, и вот теперь, сжимая в руках листок с мерками Миши, она стояла у вешалки со школьной формой и пыталась сообразить, как ей лучше поступить.

Дело в том, что брюки протирались гораздо быстрее пиджака, а купить отдельно запасные не было никакой возможности. Короткие, заутюженные до блеска, с вытянутыми коленями, к концу года они смотрелись просто безобразно. Можно, конечно, было раздобыть дополнительный талончик на покупку формы и взять два комплекта сразу: один побольше, на вырост, другой поменьше, но два пиджака, как ни крути, Мише были тоже ни к чему. Приложив к боковому шву брюк сантиметровую ленту, Любаша стала прикидывать, на сколько придётся подгибать штанины. И почему наша лёгкая промышленность не выпускает школьных брюк отдельно от пиджаков? Неужели это так сложно? Что у них там, наверху, ни у кого сына нет, одни дочери? Хотя, судя по веселенькому цвету девичьей формы, девочек у них тоже нет.

Напоминая растревоженный гудящий улей, толпа осаждала прилавки отдела, сметая на своём пути всё, что ещё не было раскуплено. Чувствуя, что от духоты и постоянного шума её начинает мутить, Любаша перекинула вешалку с одеждой через руку и, достав талон, поспешно двинулась к кассе. Ладно, нечего ломать голову, не ходить же ребёнку пугалом только из-за того, что мать решила сэкономить на покупке формы! Сейчас у Миши тридцать восьмой размер, вот и надо брать форму тридцать восьмого, а когда вырастет или износит, сходим в ателье и закажем подходящие по цвету и фактуре ткани вторые брюки.

Расплатившись, Люба с трудом дождалась, когда покупку завернут в толстые серые листы обёрточной бумаги и, перевязав верёвкой, отдадут ей в руки. Дышать было абсолютно нечем; с трудом протиснувшись сквозь толпу, Шелестова отошла в сторонку и, достав из кошелька список и коротенький карандашик, вычеркнула слово «форма».

Три часа хождения по «Детскому миру» уменьшили список почти втрое, и, по большому счёту, из крупных вещей Любаше оставалось купить только сменную обувь и фотоаппарат, который она обещала подарить сыну на первое сентября. С фотоаппаратом проблем не было, дорогую модель покупать девятилетнему ребёнку не имело смысла, а пятнадцатирублёвая «Смена» свободно лежала на полке, но вот со сменкой могла выйти неприятность.

Тридцать седьмой размер обуви был просто заколдованным: на полках в детском магазине он появлялся крайне редко, можно сказать, его почти что не было, а в обувном для взрослых все мужские туфли начинались, как минимум, с тридцать восьмого, а то и с тридцать девятого. Заглянув в обувной отдел и убедившись, что Мишиного размера на полках нет, Люба от расстройства чуть было не купила чёрные чешки, но вовремя остановилась: во-первых, у «чешек» скользкая подошва, во-вторых, в школе на каменных полах элементарно холодно, и потом, отутюженные стрелочки новеньких шерстяных брюк смотрелись бы с этой обувью, мягко говоря, дико.