Ольга Дрёмова - Танго втроём. Жизнь наизнанку

— …он у себя? — от звуков знакомого женского голоса Горлов вздрогнул, и по всему его телу пробежала крупная дрожь.

— Артемий Николаевич в кабинете, проходите, пожалуйста, Полиночка Артемьевна, — голос прислуги звучал пока в прихожей, у самой двери. — Не желаете чайку?

Завязав папку на бантик, генерал неторопливо убрал её в сейф и, закрыв дверку, дважды повернул ключ в замке.

— Танечка, я бы с удовольствием, на улице такой холод.

— Так я мигом, он у меня с полчаса назад кипел, а разогреть воду — пять минут, не больше. Вы проходите, Полиночка Артемьевна, вот ваши тапочки, а я — сейчас, я — мигом, не успеете оглянуться, а я уже тут как тут, — с удовольствием зачастила Татьяна. — Радость-то какая, Полиночка Артемьевна! — голосок Татьяны счастливо зазвенел. — Вот и мой чаёк сгодится, а то Артемий-то Николаич целыми вечерами в кабинете, всё один да один, вот ему отрада — доченька приехала! Да вы проходите, а я за чайком… — голос Тани оборвался, и её шаги, удаляясь по направлению к кухне, стали постепенно затихать.

Не дожидаясь стука в дверь, Горлов встал, дважды повернул ключ и неторопливо вернулся за стол. Секунды шли за секундами, но дверь так и не открывалась, и в какой-то момент ему показалось, что у Полины так и не хватит мужества войти, как вдруг латунная ручка бесшумно поехала вниз.

— Можно? — приоткрыв дверь, Полина остановилась на пороге, несмело глядя отцу в лицо.

— Заходи, раз пришла, — несмотря на все его старания казаться безразличным, в голосе генерала послышалась явная неприязнь. — Могу я спросить, чем вызван твой визит?

— Я пришла тебя навестить. — Сделав несколько робких шагов, Полина присела на краешек стула, и, глядя на её опущенные глазки, Горлов вдруг подумал, что с ролью бедной родственницы она справляется неплохо.

— Если ты за деньгами, то напрасно надеялась, можешь возвращаться обратно, от меня ты не получишь больше ни копейки, — одним разом расставив все точки над «i», Артемий Николаевич холодно взглянул на дочь.

— Что ты, мне не нужно от тебя денег, — с жаром возразила Полина, и по поспешности, с какой это было произнесено, Горлов отчётливо понял, что она лжёт и что, приди ему в голову мысль поделиться с дочерью какой-нибудь денежной суммой, особенно противиться его решению она не станет. — Я так больше не могу. — Шмыгнув носом, Поля сложила свои розовые губки очаровательным бантиком и стала похожа на маленького обиженного котёнка. — Четыре месяца мы живём с тобой как чужие, у меня душа разрывается на кусочки, я ведь тебя люблю, папочка! — Поля снова всхлипнула, поджав губы, но, видимо, слёзы задержались где-то по дороге, потому что всхлип вышел сухим и коротким.

— Как может разорваться на кусочки то, чего нет? — Тряхнув седой гривой блестящих волос, Горлов изучающе посмотрел на дочь, и, невольно сжавшись под его удивлённым взглядом, Полина почувствовала себя подопытной мышью, отгороженной от внешнего мира толстым стеклом. — Зачем ты пришла в этот дом? Тебя здесь никто не ждёт. — Скользнув по лицу Полины равнодушным взглядом, Горлов скрестил пальцы рук.

— Если бы была жива мама, она бы тебя не поняла. — Спокойный голос дочери резанул Артемия Николаевича по живому, и Полина увидела, как лицо отца передёрнулось. — Мы с тобой родные люди, а живём хуже чужих, — не желая терять набранные очки, с излишней торопливостью проговорила она. — Почему ты не хочешь понять: кроме твоей любви, мне не нужно от тебя ничего! — с болью в голосе бросила она.

— Потому что ты не знаешь, что такое любовь. — Сжав пальцы, Горлов медленно поднял глаза на Полину. — За четыре месяца, что мы с тобой не виделись, времени на раздумья у меня было больше чем достаточно.

— И до чего же ты, интересно, додумался?

Недовольная тем, что все её попытки наладить отношения с отцом потерпели полное поражение, Полина выпрямила спину и, забывшись, почти прекратила корчить из себя обиженную девочку. Восстановить хоть какое-то подобие мира с папенькой было делом первой необходимости, потому что, честно говоря, без него все дела Поли зашли в полный тупик. Мотаясь неизвестно по каким углам, Кирилл уже четыре месяца не подавал о себе никаких известий. Решив разыскать его на старой квартире в Сокольниках, Полина за это время ездила туда трижды, но каждый раз приезжала к закрытой двери. Ощущая себя бантиком на коровьем хвосте, она кипела от негодования: денег, отложенных на чёрный день, становилось всё меньше, но этот надутый индюк, Кряжин, даже и в ус не дул, чтобы обеспечить жену хотя бы мало-мальски приличным содержанием. После безобразной сцены с плюшевым медведем Паша тоже не звонил, а унижаться до того, чтобы звонить ему самой, Полине не хотелось.

Полина перебрала всех близких ей представителей сильного пола по очереди, взвесила все «за» и «против» и, тщательно просчитав свои шансы, пришла к выводу, что единственное уязвимое звено в этой цепи — отец, одинокий, всеми покинутый, старый сентиментальный дурак, свято хранящий память о покойной матери и веру в людское благородство. Натянув на себя маску смиренной, раскаявшейся грешницы, она рассчитывала покорить эту незамысловатую крепость с первого же приступа, но Горлов, упёршись рогом, ломал ей все планы, и, чувствуя, как внутри неё поднимается волна горячей ненависти к этому настырному тупоголовому солдафону, Полина тихо скрипела зубами.

— Несмотря на то, что твоя мать умерла рано, в твоей жизни было всё, и прежде всего любовь, о которой ты мне сегодня говорила, — неторопливо начал Горлов. — Не знаю, вина ли это моя или беда, но любви в твоей жизни оказалось больше, чем тебе требовалось. Балуя маленькую девочку, я любил её за двоих и, наверное, поэтому пропустил тот момент, когда нужно было остановиться. Когда я понял, что хватил через край, было поздно, потому что к тому времени из маленькой куколки в пышных платьицах уже выросла большая дрянь, не ставящая ни в грош никого из окружающих.

— Зачем ты так говоришь, папа, это несправедливо! — попыталась возразить Полина, но Горлов, не останавливаясь, продолжал:

— Несправедливо? — Задумавшись на мгновение, будто прикидывая, стоит ли идти ва-банк, Горлов посмотрел дочери в лицо и, повернувшись, достал из сейфа светло-брусничную папку.

— Что это такое? — будто в предчувствии чего-то непоправимо-страшного сердце Полины ёкнуло и болезненно сжалось.

— Это твоё настоящее лицо. — Раскрыв папку, Горлов начал медленно перебирать фотографии.

— Где ты взял эту гадость? — От страха над верхней губой Полины выступила испарина.

— А чего ты так испугалась? — Наблюдая за выражением лица дочери, Горлов крепко сжимал зубы, и под тёмной кожей его скул ходили твёрдые желваки. — Разве это незнакомые тебе люди? Вот этот — Глеб, ты бегала к нему на квартиру ещё прошлой весной; этот — Дмитрий, неужели ты забыла о бурном романе на горнолыжном курорте, где вы оба отдыхали по путёвке? А это — твоё последнее приобретение, Павел. Как там его — Зверев? Я не ошибся? Вижу, что не ошибся! — радостно улыбнулся генерал, но его глаза тут же холодно царапнули дочь по лицу. — Тебе никто никогда не говорил, что ты шлюха?