Юлия Монакова - Любовь с московским акцентом

— Да не поломаю… Че я, не знаю, что ли…

— Ты аккуратней, аккуратней! Что ты их всей пятерней хватаешь!

— А чем же мне их хватать?

— Да ты смотри, смотри, вон лепестки облетают! Ты их не так держи! — психовал тот, что с тортом. Тот, что с букетом, тоже заводился:

— Ну а как, как мне их держать???

— Ты их, это… Держи ВОЗДУШНО!..

Люська заржала так, что ей традиционно стало неудобно перед пассажирами. «И когда я уже научусь сдерживать свои эмоции в общественных местах? Ну или хотя бы не подслушивать…» — подумала она в раскаянии, выбегая из вагона — благо, это была ее «Добрынинская».

На работе она застала картину маслом — секретарша Катя находилась в центре внимания и что-то пафосно вещала на публику, состоявшую из Марии Викторовны, верстальщицы Наташи и фотографа Михаила. Судя по всему, Катюша была настроена в этот женский день весьма по-феминистски.

— О чем разглагольствуешь? — поинтересовалась Люська, небрежно бросив сумку на свой стол и обменявшись легкими улыбками с Мишей, который так и просиял, увидев ее.

— Ненавижу мужиков! — презрительно фыркнула в ответ секретарша. — Вспоминают о том, что они мужчины, только раз в году, а все остальное время толкают нас в транспорте, спешат занять лучшие места… Вот, например, сегодня! Предпраздничный день, несусь к метро пешком… Представляете, полчаса бега практически по гололеду, на десятисантиметровых каблуках и с пачкой журналов в охапке, общим весом почти пять кило… Вот такой кросс! А в вагоне метро на лавочках плечико к плечику сидят ублюдки мужского пола, и напротив них — такие же ублюдки. Совсем пьяные, не очень пьяные и недавно протрезвевшие, которые заблаговременно начали отмечать приближающийся международный, прости Господи, женский день, — она возмущенно тряхнула кудрями. — Раздвинули свои огромные ножищи и чувствуют себя очень комфортно. Не то что я… И не то что женщины разных возрастов, которые сегодня принарядились для корпоративов: на шпильках, с уложенными и ухоженными прическами, в элегантных пальто и шубках. И все эти женщины стояли в метро вместе со мной. Мужики, конечно, никогда не бегали на каблуках, но бегать — это фигня! А вот СТОЯТЬ на каблуках, держа тяжести… не дай им Бог. Потому что они — не выдержат… У нас нынче весьма слабый сильный пол.

— Очень эмоционально и убедительно, — похвалила Люська, невольно улыбаясь. — Катюша, тебе надо статьи для «Вертикали» писать. Пойдешь на полставки?

— И как же они были отвратительны! — вдохновившись, продолжала Катя. — Как мерзки!!! И ведь кто-то этих животных любит! Блин, ну не могу я уважать женщин, которые с ними спят! Потому что они сами себя не уважают! О, не все мужчины — гориллы, я это прекрасно знаю, — она бросила извиняющийся взгляд в сторону Михаила — мол, к тебе это не относится. — Но меня бесят женщины, которых не возмущает, что эти козлы раскладывают свои яйца в метро! А бабы переминаются с ноги на ногу на своих каблучках, которые напялили только для того, чтобы ЭТИМ нравиться!

— Не знаю, что и сказать, — Миша примирительным жестом развел руками. — С одной стороны, хочется проявить мужскую солидарность и встать на защиту «козлов», а с другой… Ты абсолютно права. Я, к примеру, всегда уступаю места девушкам… Особенно, если они такие симпатичные, как ты, Катюша.

Секретарша зарделась от комплимента. Люська усмехнулась — ого, а Катя-то, кажется, неровно дышит к Михаилу?! Интересное кино…

— Мои дед и отец вообще никогда не сидели в общественном транспорте, — неожиданно поддержала Мария Викторовна, и Люська взглянула на нее с изумлением — вот уж не ожидала!

— Муж тоже не сидит, — продолжала главредша, — и сын, которому десять лет, не сидит уже полжизни. И не будет сидеть! Потому что я хочу, чтобы он вырос мужчиной!

— Вот именно! — подхватила Катя. — А то женщины зачастую сами растят, любят и лелеют этих недоносков. И они их достойны…

— А я вот что думаю, — верстальщица тяжело вздохнула, — настоящие мужчины в общественном транспорте и не ездят. У них есть автомобили…

«Да уж… — невольно подумалось Люське. — Вот Андрей, наверное, уже забыл, когда последний раз был в метро…» Ей стало грустно. Андрей не звонил уже неделю. Вероятно, был занят на работе или в семейной жизни.

…С праздником он ее так и не поздравил. Люська ждала весь день, как дура, брала с собой мобильник даже в ванную — безрезультатно. В принципе, это было даже ожидаемо — в дни праздников Люське он не принадлежал, он принадлежал Алле. Хотя… если быть честной, хотя бы с собою — разве он по-настоящему принадлежал ей в другие дни? Никогда… Дима, несмотря на то, что был занят на множестве сборных концертов, посвященных восьмому марта, все же выкроил минутку, чтобы позвонить и пожелать ей счастья. Люська растрогалась от его внимания. Какой же он все-таки был милый… Миша тоже позвонил, приглашал поужинать где-нибудь, но она отказалась, все еще наивно надеясь, что Андрей объявится. Он, однако же, не объявился.

Вскоре у всех православных христиан наступил Великий пост. Главная редакторша тоже принялась поститься. Постилась она регулярно, и в эти дни жизнь редакции становилась совершенно невыносимой, поскольку Мария Викторовна все время гундела о том, как ей хочется кушать, но кушать ей при этом было нельзя… Люська, кстати, в принципе не понимала этой милой особенности «поститься, чтобы похудеть» — ведь пост не являлся диетой в чистом виде, а подразумевал прежде всего духовное очищение. Она не раз спорила с главредшей по этому поводу, но та виновато объясняла ей: сидеть на обычной диете тяжело, а во время поста не так сложно, ведь это одновременно с ней делают многие!

В общем-то, конечно, это было полным правом Марии Викторовны, но Люська не выносила того, что этот пост, так или иначе, затрагивал и ее тоже. Например, когда Миша был на задании и Люське приходилось идти на обед вместе с редакторшей, совместное поглощение пищи превращалось в пытку. Мария Викторовна заказывала себе зеленый супчик без сметаны, а потом долго сидела, ждала, пока Люська доест свою курицу, и смотрела ей в рот голодными глазами… У Люськи кусок в горло не лез! «Нет, ну не хамство ли это с ее стороны? — возмущалась про себя Люська. — Почему из-за того, что у НЕЕ пост, должна страдать Я?!» В конце концов, однажды она отбросила вилку с ножом и раздраженно сказала ей:

— Да возьмите же, в конце концов, себе тоже курицу, что вы мучаетесь… Вы же не из-за религии поститесь, а из-за диеты, ну так от курицы большого вреда не будет, уверяю вас!

— Нет… — неуверенно отозвалась Мария Викторовна. — Я не буду есть курицу, сейчас же… это… эээ, птичий грипп ходит!

Люська внушительно взглянула ей в глаза и заявила, окончательно выведенная из терпения: