Наталия Экономцева - Точка Женщины

Он звонит в домофон, никто не отвечает. Жалея о том, что три месяца назад так опрометчиво опустил ключи в почтовый ящик, док тор сидит в машине, пока не начинает светать. Рыжая в этот раз так и не появляется. Может, она была дома и просто не захотела открыть?

Светловолосая женщина встречает его заплаканными глазами и хмурым молчанием. Доктор обнимает ее и успокаивает, уверяя, что у него и в мыслях не было причинять ей беспокойство. Тем не менее на следующий день, улучив момент, доктор едет к Рыжей на работу. Ее маленький офис с надрывающимся телефоном оказывается пуст. А начальник возмущенно кричит, что и сам хотел бы знать — очень хотел бы! — куда два дня назад подевалась эта женщина, не потрудившись никого предупредить.

Вечером доктор снова караулит Рыжую у дома и видит, как она выходит из подъезда, не обращая на него ни малейшего внимания. Она легко идет по улице, ее волосы развеваются на ветру, а глаза смотрят в никуда. И снова ощущение свободы и покоя пронзает доктора в самое сердце. Он заводит машину и очень медленно начинает двигаться за Рыжей.

— Я вчера читал книжку о водяницах, — говорит доктор, растянувшись на берегу.

— Да? — спрашиваю я, хотя, откровенно говоря, мне не очень интересно. Все это, знаете ли, становится утомительно. Ходит сюда чуть ли не каждый вечер, рассказывает мне свои истории, как будто мне это нужно. Как будто я все это не забуду благополучно после первого же хорошего дождя. Теперь вот он читал о водяницах и сейчас будет мне рассказывать о том, кто я есть. Вот напасть! Иногда мне кажется, что своей памяти у меня нет как раз для того, чтобы я не могла выйти из воды и сбежать от таких вот рассказчиков. Я сегодня не в духе, как вы заметили.

— Там было написано, что водяница сидит на огромном цветке лилии и прячет в нем ноги. Это правда?

— Ну а сам ты как думаешь?

— Не знаю, — мечтательно улыбается он. Идиот. Все-таки хорошо, что у меня нет ни души, ни памяти, потому что байки о водяницах, которые вы рассказываете друг другу, могут свести с ума кого угодно.

— А огромный цветок лилии ты видишь? — возмущаюсь я. — Нет? Тогда как тебе кажется, сижу я в нем или нет?

— Наверное, нет, — хихикает он.

Я жду, когда он спросит, зачем мне прятать ноги, но он почему-то не спрашивает. Было это написано в его книжке или нет? Конечно, сегодня я не в духе и доктор мне порядком надоел, но знать, что мужчина на берегу догадывается про мохнатые лапы с перепонками, это как-то не очень-то приятно. Я стараюсь его отвлечь:

— Что еще там было написано?

— Что водяница ненавидит людей, заманивает их в воду и пугает.

— Тоже чушь собачья. Я вас не ненавижу — мне просто все равно, что с вами случится. Я ведь и пугаю вас не для себя, а отдаю ваш ужас воде.

— Скажи, — спрашивает он, — а ты могла бы полюбить человека?

И, не дождавшись ответа, он опускает пальцы в воду. Вот это уже лучше. Вот после этого мне сразу же становится интересно. Я пускаю по воде легкую искру тревоги, и он вздрагивает. Какой же он, однако, чувствительный. Не исключено, что русалки сошли бы с ума от радости, попади он им в руки. Но, к счастью, он попал ко мне.

— Полюбить человека? А зачем?

— Не зачем. Просто полюбить. Вот случилось бы что-то такое с твоим сердцем… Кстати, у водяницы есть сердце?

— Не знаю, — с сомнением говорю я. — Думаю, что нет. Зачем мне сердце, если у меня нет ни души, ни памяти?

— Хотя бы для того, чтобы качать кровь! — хохочет доктор, и я снова радуюсь тому, что он достался не русалкам: слишком уж хорошо смеется. Но вот с воображением у него, похоже, не очень. Даже зная, что перед ним не женщина, а водяница, не может отвлечься от банальной анатомии, которую с таким трудом выучил. И считает, раз у кого-то есть тело, голова, руки и ноги, если кто-то может плавать, слушать и говорить, то у этого кого-то непременно должна быть кровь. Ну ладно, пусть остается при своих заблуждениях. Оставлю ему его анатомические иллюзии. Доктор тем временем замолкает и задает следующий вопрос только через несколько минут.

— Я хочу спросить у тебя кое-что важное. Можно?

— Можно, спрашивай.

Он молчит еще немного.

— Скажи, если ты такая умная и сидишь в этой реке миллион лет: что нужно сделать, чтобы полюбить и чтобы тебя полюбили?

Ну да, конечно. О чем еще он мог у меня спросить?! Жены у него нет, так что проблема развода для него не актуальна. О поносах и повышенном давлении он наверняка знает гораздо больше моего, так что остается любовь. Разумеется.

— Все очень просто, — говорю я. — Чтобы ты любил и тебя полюбили, надо попросить.

— Попросить?! У кого?! — он, кажется, очень удивлен.

— Не у кого конкретно. У мира. У вселенной. Можно у воды, потому что это маленький космос.

— Вот просто взять и попросить?! — не верит доктор, и я опять выхожу из себя. Да! Просто взять и попросить. В его мире руку, которая болит, надо взять и отрезать. В моем — ласково шепнуть, чтобы не болела, и этим все сказано. Почему люди до сих пор не поняли, как получить любовь, отсутствие которой мучает их едва ли не чаще, чем поносы? Просто взять и попросить. Можно не получить денег, или славы, или возможности отомстить, или еще какой-нибудь бесполезной глупости. Но тот, кто просит любви, получит любовь, разве так сложно это увидеть?

— А если я попрошу любви у тебя? — говорит он очень тихо, и что-то снова искрит в глубине.

— У меня?! А я-то здесь при чем?

— Разве ты до сих пор не поняла? Разве это так сложно увидеть? — спрашивает он, и я понимаю, что моему терпению пришел конец. Я резко хлопаю по воде обеими лапами, так что он подскакивает и ойкает от неожиданности. А после этого я погружаюсь на дно и закрываю глаза. Я сегодня не в духе и терпела его слишком долго. Хватит. Он может шептать на берегу сколько угодно, но я сегодня больше не покажусь ему на глаза, хоть убейте. Но убить меня у вас не получится, потому что души у меня нет, впрочем, это я уже сегодня говорила. Река смыкается надо мной, и вокруг сразу становится спокойно и тихо. Но только даже глубоко под водой меня не покидает ощущение, что хоть я и сбежала от доктора на этот раз, конечный исход не зависит ни от меня, ни тем более от него.

Дзыыыыыынь!

Рыжая открывает глаза и поднимается с кровати. Она улыбается, глядя в окно, и включая телевизор, обещает себе, что именно сегодня с ней случится что-то удивительное. Диктор бодрым голосом сообщает, что сегодня у нас среда, 23 июля, и представляет гостя в студии. Вот тут-то Рыжая понимает, что чудесное уже случилось. Среда? Послушайте, ведь вчера было воскресенье. Она ходила в кино с подругой, а вечером читала и ела чипсы — вот, остатки до сих пор лежат в пакетике рядом с открытой книжкой. Если сегодня среда, то, наверное, были понедельник и вторник? Что она делала в эти дни?! Так и не вспомнив, чем она занималась, Рыжая приезжает на работу.