Наталия Экономцева - Точка Женщины

— И ты тоже?! — задыхается мама.

— И я. Пойдем.

Я не знаю, о чем думает мама. Был ли у нее когда-нибудь мужчина, который никогда не будет ее мужчиной? Ждала ли она его? Звала ли она его каждую минуту? И был ли папа тем, которого она дождалась? Был ли он тем огнем, в котором сгорела ее гордость, ее представления о том, что хорошо и что плохо, ее маленькая квартира, в конце концов? Я этого не знаю, но, откровенно говоря, я никогда не слышала, чтобы наша семейная история была связана с пожарами.

Вокруг совсем темно и тихо. Потом дверь открывается и родители уходят, а тот, кто никогда не будет моим, остается. Он снова садится рядом со мной и кладет ладонь мне на лоб.

— Не волнуйся, все будет хорошо. Я посижу с тобой, пока ты не заснешь.

Вот оно. Я ждала этого полтора года. Чтобы он был рядом, когда я засыпаю, и следил за тем, чтобы все было хорошо. Так почему теперь, когда он сидит тут и держит меня за руку, я не могу заснуть?

Чуда не случилось. Я не вскочила и не бросилась ему на шею. Мой прекрасный принц оказался ненастоящим или моя любовь — недостаточно большой?

Он сидит неподвижно и не говорит ни слова. Мне уже начинает казаться, что он слился с темнотой, когда он медленно проводит рукой по моим волосам и поднимается.

— Очень глупо, что ты хотела умереть, — говорит он. — Когда выздоровеешь, я тебя обязательно отшлепаю.

Все, что угодно, только будь рядом. Не позволяй столбику ртути скатиться вниз, не дай мне замерзнуть без тебя! Если бы у меня был рот, я бы кричала ему эти слова прямо в лицо, и нет мне никакого дела до того, что он терпеть не может женских криков.

Всего несколько легких шагов, а потом дверь открывается и закрывается. Я остаюсь одна в полной тишине и темноте, только его шаги в коридоре отдаются биением моего сердца.

Ты никогда не будешь моим, но я снова пожелаю тебе удачи. Ты уходишь, так иди же легко и приятно. Пусть тебе не попадется ни одной неровной ступеньки, а светофоры сами собой переключаются на зеленый. Открой окошко пошире, и пусть ветер перебирает твои волосы вместо меня. А когда пойдет дождь, можешь остановиться, выйти из машины и подставить лицо каплям. И пусть все вокруг удивляются, но тебе-то ничуть не повредят эти грязные московские капли, и даже покажется, что ты в жизни не чувствовал ничего свежее. А может, когда черные тучи прорвутся грозой, ты будешь уже за городом. И ты закатаешь брюки, чтобы не испачкались, снимешь ботинки, чтобы не промокли, и пройдешь босиком по прохладным прозрачным лужам. Я уверена, что это тебе понравится.

За раскрытыми окнами гремит гром, и в комнате сразу становится свежее. Я пожелала ему удачи, но в одном он ошибается: я совершенно не собиралась умирать.

Скорее наоборот, никогда жизнь еще не была для меня такой яркой и разноцветной, как в ту минуту, когда его синяя рубашка превращалась у меня на глазах в сноп рыжего пламени. С ней горела моя большая любовь, но я ни секунды не сомневалась, что этот огонь откроет дверь для чего-то нового и не менее прекрасного.

Вообще-то я люблю приврать, но сейчас говорю чистую правду, верьте мне. Я не собиралась умирать и до сих пор не собираюсь.

И в том, что я сейчас лежу неподвижно, есть свои плюсы. Я не могу пошевелиться, но зато я могу вспоминать.

— Как ты могла сказать учительнице, что в этой дурацкой коробке сидит живая мышь? — очень тихо спрашивает мама, и ее глаза становятся похожими на две блестящих ледышки.

Эта учительница не выносит ее на дух, о чем маме прекрасно известно, и, конечно, устроит из мышиной истории настоящий скандал. Мама волнуется и только поэтому позволяет себе произнести слово «дурацкий», что, конечно же, совсем не в ее правилах.

— Может быть, ты не знала, что Светлана Ивановна испугается? — продолжает мама, делая акцент на «знала».

Я смотрю себе под ноги. Мне десять лет, но я не собираюсь пользоваться ее подсказками, несмотря на то, что Светлана Ивановна стоит рядом с совсем белым лицом, похожим на маску.

— Я знала, что она испугается. Но я не думала, что она заорет и вскочит на стул перед всем классом.

Мама замирает. Белая Светлана Ивановна бледнеет еще больше. Мы выходим из школы, и по дороге домой я по-прежнему не выпускаю из рук коробку.

— Выброси ее, — коротко командует мама, когда мы проходим мимо помойки.

— Не выброшу.

— Почему? Зачем тебе нужна эта пустая коробка, скажи на милость?

— Она не пустая.

— А что же в ней?

— Мышь. Живая.

— Откуда?

— Я нашла ее утром во дворе. Она серая.

Мама внимательно смотрит на меня несколько бесконечных секунд, а потом поворачивается и идет к дому. В полном молчании мы открываем дверь и входим в квартиру. Я ставлю коробку под кровать и спрашиваю, нельзя ли мне взять сырную корку для мыши. Мама все так же молча отрезает мне кусочек и уходит к себе.

Вечером она говорит папе:

— Твоя дочь считает, что у нее в коробке живет мышь.

— В какой коробке?

— В обувной.

— Это очень странно, — задумчиво произносит папа и возвращается к листку, до середины исписанному мелкими цифрами.

Следующим утром я встаю раньше всех, открываю дверь и выношу свою коробку во двор. Никто так и не решился заглянуть в нее, чтобы узнать, сидит ли там на самом деле живая серая мышь, которая любит сырные корки.

Так в десять лет я узнаю, что, если люди считают себя правыми, они не станут забивать свои головы сомнениями. Им это просто не нужно.

А Светлана Ивановна, насколько мне известно, до сих пор не разговаривает с мамой. И даже не здоровается, если встречает ее в школьном коридоре. Это чистая правда, верьте мне.

Наверное, я действительно засыпаю, прислушиваясь к легким шагам того, кто никогда не будет моим. А когда просыпаюсь, вокруг снова темно и тихо. Слышно, как где-то вдали за окном проносятся мимо машины. Чирикают птицы, и время от времени листья шелестят на ветру. Но на все эти вполне понятные звуки накладывается еще один. Что это? Легкий, едва различимый шорох. Что это такое? Как будто рядом кто-то есть, но он старается вести себя так тихо, чтобы его не заметили.

Точно, вот сейчас человек пошевелился, я слышала. Еле слышное движение ткани — такой звук издают джинсы, когда кладешь ногу на ногу. Кто это? Что происходит? Какое сейчас время суток? Почему рядом никого нет? Мама и папа собирались пойти куда-нибудь поесть, так что помешало им вернуться обратно? А он? Тот, кто никогда не будет моим, как он мог оставить меня тут совсем одну?!

— Совершенно безответственный тип, — констатирует мама, скрещивая руки на груди. — Ни малейшего представления о том, что такое совесть.

Ты права, мама, но ты-то сейчас где? Запиваешь сосиску кислым компотом в больничной столовой? Звонишь по телефону на работу, объясняя, почему не придешь? Отнимаешь у папы мятый листок, который он пытается исписать формулами прямо за обедом? Где ты? Где вы все?!