Наталия Экономцева - Точка Женщины

— Как же так?! Этого не может быть! — кричит папа, но на самом деле это звучит как «не божет мыть».

Вот корова! Не верь ей, пап, и гони ее в шею. Вместо того чтобы путаться под ногами, лучше бы она дала мне немного воды.

«Прежде всего расскажите своему мужчине о том, что именно вас тревожит. Ведь он не умеет читать мысли, и, если вы не скажете ему, что вас задевает, есть шанс, что сам он никогда об этом не догадается…»

Мне тридцать один, и я понятия не имею, как мне быть. Возможно, именно поэтому я так удачно отвечаю на письма читательниц в женском журнале и даю им советы. Люди, которые не могут разобраться со своей собственной жизнью, как правило, с большим успехом указывают другим на совершенные ими ошибки. И что самое удивительное, эти наблюдения иногда оказываются чрезвычайно дельными.

После института я перепробовала несколько профессий, но отвечать на письма мне нравится больше всего. Когда я включаю компьютер и открываю почту с письмами, появляется ощущение, что мне дают шанс начать с чистого листа. Неудачный ответ можно удалить нажатием одной кнопки и написать заново. А значит, не нужно ни бояться, ни сомневаться.

«Скажите вашей подруге, что выцарапаете ей глаза, если она еще раз прижмется к вашему мужу. Скажите это со смехом и при этом внимательно посмотрите ей в глаза. И смело царапайте, если она не отстанет: ведь вы же предупреждали».

«Когда соседка опять придет к вам в гости вместе с ребенком, чтобы поиграть с вашим котиком, не открывайте ей дверь. Сделайте вид, что вас нет дома. А если на следующий день она скажет, что видела свет в ваших окнах, отвечайте, что вы заснули, потому что очень устали на работе. Улыбнитесь самой очаровательной из всех ваших улыбок, а вечером опять не открывайте».

«У вас нет ни секунды на саму себя? Исправить это очень просто. Никогда не делайте того, что вам делать не хочется. Не делайте одолжений, не совершайте поступков из жалости или — еще хуже — из самопожертвования. Делайте только то, что хочется лично вам, и у вас моментально станет гораздо больше времени. Правда, вам не на кого будет сваливать вину за ошибки, ведь никто не заставлял вас делать то, что вы делали, не забывайте об этом».

Мне так нравится учить других, что я начинаю напоминать себе свою собственную маму. Я могу найти выход из любой ситуации. Вот только если бы кто-нибудь рассказал мне, как быть с тем, кто никогда не будет моим… Я была бы счастлива, я была бы очень признательна.

«Скажите ему о том, что именно вас беспокоит…»

Интересно, как это сделать, если он исчезает при малейшем намеке на беспокойство? Как быть с тем огнем, в котором сгорели моя гордость и мои принципы, мои убеждения о том, что хорошо и что плохо? Как быть с тем огнем, который пожирает меня изнутри? И скажите на милость, как мне поступить с четырьмя рубашками того, кто никогда не будет моим? И самое главное — с моей железной коробочкой из-под печенья, разрисованной заснеженными домиками. Если бы только был кто-нибудь, кому можно было показать, что находится внутри моей коробочки, мне было бы намного, намного проще.

Мне тридцать один, и только сейчас я понимаю, что рядом с большой любовью даже самые умные слова не имеют ни малейшего смысла.

Я не знаю, можно ли назвать Сахару самой сухой пустыней этой планеты, но я точно знаю, что в моем рту влаги сейчас еще меньше. Если вам когда-нибудь случалось не пить шесть, вернее, семь дней подряд, вы поймете, о чем я говорю. Если же нет, то рассказывать бесполезно. По моему языку катятся миллионы маленьких острых песчинок. Они скатываются в горло, царапая все на своем пути. Мои губы потрескались, и даже хорошо, что я не могу ими пошевелить. Я боюсь и подумать о том, что случилось бы с ними при малейшем движении.

Вокруг меня совершенно темно и тихо, и я даже не знаю, какое сейчас время суток. Может оказаться, что ночь, а мама (или папа?) спит рядом со мной на старой кривой раскладушке. А может быть, сейчас день, и тогда все ушли обедать, оставив меня одну. А может, им просто надоело ждать. Бывает же такое — просидев у постели тяжело больной дочери несколько дней, они убедились в том, что два-три часа не играют никакой роли, и вышли прогуляться. Ведь не должны же они всю свою жизнь провести в больнице только из-за того, что чья-то большая любовь сгорела вместе с маленькой квартирой в доме без лифта?

Если бы мои глаза не были такими сухими, я бы расплакалась в три ручья. Мне остается лежать здесь в полной тишине и темноте… Хотя подождите… Что это было? Еле слышный звук, который издает джинсовая материя, когда кладешь одну ногу на другую… Опять подозрительный тип?

— Интересно, — говорит он, — ты меня слышишь?

Конечно, недоумок! Если тебе ничего не отвечают, это еще не значит, что тебя не слышат!

— Ты хоть что-нибудь чувствуешь?

Еще бы! И я бы с удовольствием тебе рассказала об этом, если бы ты придвинул свое большое ухо поближе.

— Я все думаю, каково это — лежать несколько дней без сознания?

Ничего интересного, приятель. Просто порадуйся, что с тобой ничего подобного пока не случилось, и иди домой. К своим вкусным обедам, в свою теплую постельку, к своим бутылкам, графинам, прозрачным бокалам с водой… Ко всему тому, что больше не имеет ко мне самой никакого отношения. Я бы и сама с удовольствием ушла отсюда, если бы была уверена, что у меня есть ноги.

— Мне сказали, что ты хотела покончить с собой и устроила пожар в квартире. Очень странный способ самоубийства, тебе не кажется?

Очень странный. Даже глупый. К счастью, я не делала ничего подобного, но если твоя собственная большая любовь не сгорела однажды у тебя на глазах, ты вряд ли поймешь, что со мной случилось.

— И еще мне сказали, что тот, из-за кого ты все это устроила, приходил сюда, и твой папа набил ему морду.

Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Кто мог тебе об этом сказать? Это больница или базар, где все только и делают, что пересказывают друг другу последние новости?

— Но это уже полное вранье. Такой человек и муху-то ударить не сможет. Потому что по ней не попадет!

Подозрительный тип хихикает, и я бы тоже с удовольствием посмеялась вместе с ним. Если бы только бесчисленные острые песчинки не катились сейчас по моему горлу, царапая все на своем пути.

— Думал рассмешить тебя, но что-то ты сегодня невеселая. Что бы мне сделать тебе приятного, а?

Ты можешь. Ты можешь сделать для меня безумно приятную вещь, хотя вряд ли мы с тобой думаем об одном и том же.

Я слышу, как рядом скрипит раскладушка, когда подозрительный тип встает. Он делает два шага ко мне. Что-то шипит, и я готова поклясться содержимым своей железной коробочки из-под печенья, — это открывается бутылка воды. Он делает большой и шумный глоток. Это ужасно! Он надо мной издевается! Но он делает еще один шаг и вдруг… Совершенно неожиданно я чувствую его губы на своих губах. И прохладная вода течет по моему горлу, смывая бесчисленные колючие песчинки. Если возможны на этой планете несколько секунд безупречного, идеального блаженства, они меня посещают прямо сейчас. Даже любовный восторг под потолком ржавого лифта не идет ни в какое сравнение с этим. Я знаю, о чем говорю, верьте мне.